Девять

– Для меня легитимна та власть, которая хотя бы отчасти осуществляет диктатуру культуры. Власть должна опираться на истину и закон более, нежели на чаяния народа. Есть только одна власть – власть Закона. Не правового закона, который, как известно, что дышло, а Закона как познанной необходимости.

– Ты, как я посмотрю, тоже не особенно благоволишь к демократии.

– Да, я не люблю демократию. Но если действовать от имени Закона, всегда будешь действовать во имя большинства, опираясь при этом на личность. Диктатура культуры, диктатура Закона – вот источник власти. Я тоже считаю, что пора перестать заигрывать с народом – но по иной причине, по иным соображениям.

– Ты просто прячешь за словами то, что я провозглашаю открыто: единственный источник власти – это сила. Чистая сила. Как таковая. Великая культура – это великая иллюзия. Это ложь. Ну, вот назови мне хоть одного великого деятеля культуры, искусства, науки, политики, – ладно, пусть не великую, просто мало-мальски заметную в историческом масштабе фигуру, которая хотя бы в первом приближении могла примерить на себя звание «приличного человека»? Этот был талантлив – но подлец; этот сукин сын – но талантлив, этот хотел как лучше – получилось хуже некуда; этот часть той силы, что вечно хочет зла, но почему-то совершает благо… И сказка про белого бычка в темных пятнах – бесконечна.

– А ты имеешь представление о том, что значит «приличный человек»?

– Конечно, имею; но это идеал, у которого нет ничего общего с жизнью, и потому вредный, лживый, недосягаемый идеал. О человеке в этой жизни судят исключительно по его социальным амбициям и по социальному результату. Всегда и только. А приличные результаты чаще всего становятся результатом неприличного поведения. Ergo: дай результат – и ты победитель. Которого не судят. Что не так? Победа. Вот я и побеждаю. А пятна… Они есть даже на Солнце, что уж тут говорить о бычке.

– Да ты философ, как я погляжу.

– А ты думаешь, что только ты философ? Да моя философия покруче твоей будет. Чему ты удивляешься? Думаешь, Вене чихать на философию, царицу наук, и он запросто отдаст ее в забаву таким разумопоклонникам, как ты? Как бы не так. Ты меня крупно недооценил. Просто в моей философии главный пункт – победа любой ценой. В том числе над такими, как ты. Никому ни единого шанса в этой жизни. Таково неписаное правило цивилизации, не так ли? Иисус любит победителей. Кто силен, тот и прав. Подтолкни падающего. Победитель получает все. Победить можно только на всех фронтах сразу. Только в моей философии появился роковой нюанс: до меня ключевым словом было победа , для меня же ключевым словом становится любой . Любой ценой. Разницу улавливаешь? Победа любой ценой означает: если нельзя победить иначе, я побеждаю ценой смерти. Меня уже нельзя победить, потому что меня ничто не остановит. Я уже не отдам, как та женщина из притчи, своего ребенка лжематери, лишь бы ребенок был жив. Мой ребенок погибнет, но он не попадет в чужие руки, ибо: только та сила является силой, которая готова победить абсолютно. И совесть у меня при этом есть, а как же. И бела она у меня, как овца тонкорунная, ибо я служу истине. Что не так? Дефицит милосердия смущает?

– Я ни слова не сказал про милосердие.

– Не сказал, так подумал.

– Я подумал о том, что бывает сила духа, рожденная глупостью. Силу надо доверять только умным. Иначе мне просто жалко людей-несмышленышей.

– Вот-вот, жалко… Все вы, как только запахнет жареным, то есть истиной без прикрас, сразу прячетесь за милосердие. Я тебе скажу, что такое милосердие. Милосердие – это своеобразный технический клапан, это момент сложной технологической цепочки, с помощью которого стравливается излишнее давление жестокости, изнутри распирающее доброго человека. Так что и я не чужд милосердия. Поинтересуйся у Марсика.

– Браво. Ты, как всякий интеллектуально развитый балбес, наполовину прав. Есть философы, а есть мыслители: это разное. Мыслитель – это умный философ. С точки зрения мыслителя, ты сейчас говорил о милосердии в понимании интеллектуально развитого циника, полуумного философа, который в человеке видит только индивида. А есть еще милосердие как момент в полной мере философского отношения: такое отношение, присущее личности, заставляет не задирать нос перед падающим, и уж тем более не подталкивать его, а просто подать руку. Главное не победа, тем более, любой ценой; главное – истина. Истина – это и есть победа. Все иные победы не просто унижают человека, они его фактически уничтожают. Ты победил всех, этих дураков несчастных, которые считают, что победителя не судят. А судят именно и только – победителя. Победил ты их – и толку? Их всех, 9 разномастных миллиардов, а вместе с ними и нас с тобой, потому что мы часть их силы, надо выводить на новый уровень. Победа может быть только общей – когда-нибудь думал об этом, победитель? И могила – одна на всех.

– Ты опять попер в свои дебри, как Че Гевара херов от культуры. Давай, слабай мне лучше что-нибудь на гитаре, Че Гевара. Давай.

– Я не умею.

– Тогда спой.

– Я не умею.