Я не против цивилизации выступаю; я выступаю за культуру, высший этап развития цивилизации. Но если я не могу доказать это Вене – я не докажу это никому. Для них героем всегда будет Веня, но не я. Я вообще из области потусторонней – антигерой, антихрист, антимир. Анти – мое второе имя. Я, выступающий гарантом жизни, – я, мыслящая материя, воспринимаюсь как угроза. А Веня, выступающий гарантом уничтожения жизни, – он выступает как символ надежды.
Наступило время Ч.
Вопрос
Ответ: надо стремиться сохранить жизнь, вопреки тем, кто во имя жизни саму жизнь и уничтожают. Долг перед истиной выше долга перед людьми?
Долг перед истиной, с точки зрения разума, является долгом перед людьми.
А пафосу-то, пафосу…
А все верно. Там, где пересекаются жизнь и смерть, уместен и желателен пафос, отражающий градус мыслей и чувств. А если даже здесь здоровому пафосу не находится места, значит, смерть становится необратимой. Без пафоса о смерти говорит либо дурак, либо…
Да, пожалуй, только дурак.
Бессмертие – категория разума, означающая бесконечное продолжение жизни усилиями личности; с позиций души бессмертно только сегодня, поэтому для аленьких – это интимная категория, это вмешательство в их личную жизнь, покушение на их священное право «не понимать».
Мы состоим из звездного вещества, из той самой звездной пыли.
Вот почему Канта так волновали звезды, наш материальный состав.
А пыль и нравственность (состав духовный) – несовместимы.
Вот почему Канта так волновал нравственный закон внутри нас.
Совместишь пыль и нравственность – получишь личность.
По сути Канта волновала личность, которая вновь превращается в прах, в ту самую звездную пыль, – но духовное, сотворенное личностью, становится таким же бессмертным, как и пыль, – можно сказать, входит в состав бессмертного наряду с пылью.
На языке науки все это куда менее романтично называется функционирование закона сохранения и превращения информации.
На языке души это звучит как музыка сфер, которую нельзя трогать «руками», щупальцами разума: Бог, непознаваемая Истина, апокалипсис. Глубоко личное они путают с глубоко эгоистическим. Глубоко заблуждаются. И потому берут количеством: их много, ты один. Количество – это мера цивилизации, поэтому они все меряют количеством: чувства, мысли, счастливые дни.
Качество – это высшая мера, это приговор цивилизации – и одновременно пролог культуры.
Вот честное слово: говорить об этом неловко, потому что без пафоса не обойтись, а пафос поиска истины ассоциируется с горящими глазами глупых праведников, публики, действующей на меня тошнотворно; но не говорить об этом стыдно.
Пусть говорит разум, и замолкнут чувства?
В таком случае, мы еще не сказали о главном: когда говорит разум – чувства трепещут.
Пафос пафосу рознь.
Даже чувства мои отличаются от чувств Вени. При мысли об этом охватывает инфернальная радость, смешанная с райским страхом.
Выть хочется. На луну. От счастья.
Если хочется выть на луну, это верный признак того, что пришло время Че.
Время с любопытством остановилось. Замерло.
Бессмертие на несколько вселенских секунд превратилось в эфемерную категорию.
Что впереди?
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
8
8.9.
Наголо выбритая круглая Луна, которую время от времени закрывали полосатые тучи, висела над Плутоном огромным золотым медальоном, – казалось, свисающим с шеи кого-то огромного, невидимого, растворенного во мраке Минотавра, с недобрым любопытством разглядывающего объект, известный людям под названием планета Земля. Чудище, как известно, обло и озорно. А также лаяй барбосом.
– Смотри! – Веня бросил руку вверх (Адольф! Адольф!), дождавшись, когда сгустившаяся темнота сделает светоносное небесное тело хорошо различимым.
Оловянный обломок монеты-луны с какой-то выпуклой гравировкой на нем таинственно манил неразгаданным.
– Чей профиль отчеканен на матушке Луне, угадываешь?
«Наполеон? Сталин? Что-то римское?» – заметалась мысль, приученная видеть на деньгах профили сатрапов (сила – к силе!), ниже которых профилактически размещают петитом: «А с нами Бог…»
– Нет, нет, – отмахнулся Веня, как будто слышал слова, звучащие у меня в голове. – Мой профиль, смекаешь?
«Не может быть…» – окатило меня изнутри морозным газом. Душа, казалось, покрылась инеем.
– Может, может, – устало возразил Веня. – Еще как может.
Я вынул из кармана разменную монету, золотую луну. Ну, конечно. Тот же профиль. Как я раньше не замечал.
А Веня тем временем исполнил «Двуногих тварей миллионы» в попсовой джазовой обработке, и гимн его чем-то стал напоминать «Мурку».
Не сфальшивил ни разу.
– Ленин, Сталин, Троцкий… – начал он, отложив гитару. – Все это доказывает не правду социализма или капитализма, а правду природы человека. Власть, полученная из рук народа, – от лукавого. Единственный легитимный источник власти – это сила. Вот власть царя – я бы признал; а мандат на власть, вручаемый скопищем болванов…