— Какой ты муж, если жена тяжесть тащит, а он с пустыми руками рядом. Отстань, говорю!
Компания стесненно помалкивала.
— Да я шуткую, Зинушка, — нашелся вдруг Архип и, через силу улыбнувшись, забрал у нее корзину. — Юмор! Нет, чтобы обнять да приголубить, понимашь ли, не с гулянки иду-тащусь. Работал. Да еще гостей только что спровадил. Прибыли на народ посмотреть, а всего народа — один я.
— Каких таких гостей? — вскинулась Зина и подумала о Глебове. — Начальство, что ли?
— Из района, видать. Больно сердились! И сушилка-то у нас стоит, и на лугах пусто, когда все косят. Насилу уговорил, с миром отправил.
— Митю подняли? Эко носит их не ко времени! Пока мы лбы утирали, никто не заявился, а тут — пожалуйте. Человеку отдохнуть не дали.
Зина рассердилась. Глаза потемнели, руками размахалась и так обернула события, будто виноват во всем этом Архип, все темные слова летели в его адрес. На ком же еще зло сорвать?
А навстречу им уже бежали Глеб и Борис, страсть как довольные. Они спотыкались, валились в траву, пружинисто вскакивали, с горки бежать легко и приятно, под ногами мягкий и теплый спорыш, теплая земля. Обежали отца — и оба к матери с бессвязным лепетом и радостью, враз на руки. Она с ними ласковая, добрая, целует обоих, оглаживает. Мария Михайловна тайно вздохнула, любуясь на материнство да молодость свою вспоминая. Вася уже не побежит; как взрослый мужчина стоит у ворот, дожидается, в фартуке поверх штанов; видать, тоже грибами занимался. Сделал несколько шагов навстречу, взял у матери корзину, сказал «ого!» и повернул во двор.
По домам расходились несколько омраченные известием о непрошеных гостях.
— Митю разбудили? — крикнула Мария Михайловна Савиной, вышедшей вслед за внуками.
— Отговорила! К Архипу отправила, они недолго там пробыли, смотрю — покатили в Кудрино. На Сергее Ивановиче и на нашем батьке отыграются за грибы.
До самого поздна во дворах светились печи и пахло духом грибного навара. Укладывали горячее в банки, закатывали, в погреба ставили. Завтра будет не до грибов. Только перед сном, к полночи, женщины вышли на улицу и сбились у савинского крыльца поговорить, довольные хоть тем, что Митю не потревожили, встанет отдохнувшим.
Грибов и на его долю приготовили.
К женщинам подошел дед Силантий с отбитой косой-литовкой на плече, повесил ее на ворота.
— Тут ктой-то из вас коровенку завел ай нет? Вроде молодые твои, Григорьевна? На заре мы с Борисом пойдем за огороды, давайте вместях. Там богатая овсяница стоит, есть где спину поразмять.
— А колхозный луг? — Зинаида сузила глаза.
— Это дело машинное. Митя с Архипом сядут на самоходку и на трактор, по росе в луга съедут. Пока наладятся, пока пройдут два-три круга — вот и обед, вот и нашенское дело валки сушить-ворошить. Время надоть траве подвялиться, в первый день копешки не поставишь. Свежак, он зиму не лежит. Так что восходние часы как раз для наших коровушек. Умеешь, Зинуха?
— Когда-то косила девчонкой.
— Ну, а теперь ты в силе, получится. Мы забежим с Борисом. Не проспи, суседушка.
— Спасибо тебе, что напомнил. И за косу. Сама-то я уже не смогла бы отбить и наточить.
— Дело не хитрое, научишься. Правда, не всем бабам дадено…
— Доить Пеструшку выйду, не просплю. — Она заметно оживилась после такого разговора.
— Подою за тебя, — сказала мать. — Пойдешь с дедушкой, он и поможет, и покажет.
Архип стоял у притолоки, на крыльце, затяжно курил и слушал. Не нравилось ему все это. Он в стороне, ничего не решает. И опять целый день врозь с женой. Но промолчал, только крепко ткнул окурком об деревяшку и, потоптавшись, сказал:
— Пройдусь до машины. Косилку надо навесить, попробую под фонарем.
Зина мстительно промолчала. Он ушел, крикнув на подмогу Васю Тимохина. Катерина Григорьевна тихонько вздохнула. Что-то у них в семье неладно…
За полуночь приехал Михаил Иларионович. Все спали, кроме Катерины Григорьевны.
Она помогла распрячь коня, повесила на изгороди сбрую и, когда Савин, по обыкновению, присел на крыльцо, устроилась рядом. Спросила:
— Румянцева с Куровским не встретил?
— Как же. В Чурове. При грозе и молниях.
— И в район успел? Значит, они там приветили тебя?
— Ничего. Поговорили всласть.
— То-то ты опять взвинченный. Вон и щеки до сих пор красные. Расстроили тебя?
— Еще бы! Что с Румянцевым творится, понять не могу. Чем хуже дело в районе, тем чаще его заносит. Готов личную жизнь каждого под контролем держать, скоро в баню по его команде ходить будем, укажет, когда можно и когда нельзя. Дался ему ваш выходной! Мы с Дьяконовым уговаривали и по-хорошему, и криком на крик. Насилу отбились. Ну, а что нервы, так это не в счет.
— К Глебову почему не сходили? Он приехал?