Девять необычайных жизней принцессы. Гайя

За ней из зарослей сагуаро наблюдала крохотная сова. Затаившись в полости кактуса, сова-эльф решила, что такой ужин придётся ей по вкусу. Приподняв лапки, птица опустилась на ящерицу, лишь немногим уступавшую ей по размеру, и прикончила одним опытным взмахом клюва. Птица осторожно огляделась. Хищница щёлкнула клювом два или три раза, прежде чем ящерица целиком исчезла. На мгновение сова, сытая и довольная, замерла. От ящерицы осталась лишь капелька жёлтой жижи на земле. Птица подняла хвост, замахала им из стороны в сторону, двигая телом вверх-вниз, словно пытаясь спрятать голову меж крыльев. Закончив экстатический танец, она взлетела, направляясь к гнезду на вершине сагуаро.

За ней у основания кактуса наблюдал чёрный кот. Он решил, что такой ужин придётся ему по вкусу. Постукивая хвостом по песку, кот переступил задними лапами, нашёл хорошую точку опоры и прыгнул. Он перехватил сову на взлёте, прежде чем сова успела подняться слишком высоко. Тиски челюстей сомкнулись на шее крошечной птицы, переломив позвонки. На мгновение кот задержал взгляд на добыче. Есть не стал, ведь к тому моменту уже был сыт. От совы осталась лишь горстка перьев. По морде кота стекало несколько капель крови, выписывающих на песке свидетельство убийства птицы. Коту было всё равно. Он замер, не выказывая ни удовлетворения, ни какой-либо иной эмоции. В конце концов, от птицы не осталось ничего. Ничего забавного, уж если на то пошло. Развлечение длилось слишком недолго. Забава оказалась бессмысленной. Кот зевнул. Он подобрал тушку птицы и неспешно проскользнул между кустов.

Кот прошёл ещё несколько десятков метров и остановился у кромки тени жёлтой сосны, к стволу которой головой прислонилась старая индианка. Издалека казалось, что она спит. Сквозь её полуприкрытые веки виднелось беспорядочное движение чрезмерно расширенных зрачков. Глаза старухи казались полностью чёрными. Она почти незаметно покачивала ступнями, будто устало исполняя незаметный танец. Пальцы правой руки отстукивали по песку невнятный ритм, вторивший её шёпоту:

– … Tres, cuatro, cinco, seis…[4]

Кот положил убитую птицу на подол её платья и уселся напротив.

– Снова ты, маленький хитроумный дьявол, – невнятно пробормотала старуха. – Это не моих рук дело!

На губах старухи заиграла улыбка. Кот свернулся было у её худых рук. Потом дважды обошёл вокруг мёртвой птицы, словно очерчивая круг, устроился на груди у женщины и томно потёрся головой о её подбородок. Она погладила кота по спине, по-прежнему не открывая глаз. Кот мурчал.

– Не волнуйся, ждать осталось недолго. Твоя Хозяйка разгуливает неподалёку под личиной Катрины. Она зацепилась шалью за колючки и теперь пытается отцепить её. Теперь, ты только посмотри, заплутала в зарослях чапарали, бедняжка. Настроение у неё не самое лучшее и вряд ли уже исправится.

С вершины соседней сосны раздалось уханье. Ещё одна крошка-сова. Пока ещё живая. Рядом звякнул браслет. В поле зрения оказалась любопытная ворона.

Кот… остановился у кромки тени жёлтой сосны, к стволу которой прислонилась старая индианка. Издалека казалось, что она спит.

– Долго же ты добиралась, Flaquita[5]. Я так долго жду тебя, – сказала индианка, открывая, наконец, глаза.

– Я тоже долго жду тебя, Гуайа. Я жду тебя вот уже целых восемь сотен лет, – отметила Смерть.

– Восемьсот, всего-то? Не больше, ты уверена? Ты любишь преувеличить, чтобы придать себе важности, плутовка! Как позавчера с беднягой Эстебаном! Бедный дурачок наверняка сходил под себя от страха!

– Ты была там? Я тебя не видела и не слышала. Неужели на крыше сидела сова? – поразилась Смерть.

– Нет, это был койот в пустыне. Я держалась в отдалении, чтобы не отвлекать тебя, – объяснила Гуайа. – Этот чёртов осёл заслужил, чтобы ты его немножко помучила. Всю жизнь он приставал к красивым девушкам, что надевали твой костюм на День мёртвых! Ты воздала ему должное!

– Я того же мнения. Этот мир управляется жестокими мелкими идиотами. Надо было предупредить Эстебана, что в мире мёртвых болванам лучше не высовываться.

– Один просвещённый мертвец стоит двух живых, – согласилась Гуайа. – Признаться, я не дождалась занавеса. Ваша пьеса затянулась. Мне кажется, Флакита, ты осталась крайне довольна собой. Я же предпочла бежать по пустыне, воя на луну. Для старухи вроде меня, что с трудом передвигает ноги, это было сущее удовольствие.

– И правильно сделала! Сегодня я играю только для тебя, и через несколько минут удовольствия, о которых ты говоришь, окажутся крайне далёкими.

– Знаю, – призналась старуха, не выказывая каких-либо чувств.

Чёрный кот отошёл от руки старухи, что всё это время гладила его, и беззаботно потёрся о цветастое платье дамы в чёрном. Он дважды или трижды обогнул её, а затем улёгся у ног хозяйки и принялся вылизывать шерсть. Всё это время он не сводил глаз с Гуайи.

– Так ты нарядилась для меня, Флакита? Цветы, шаль… Спасибо, я люблю красные камелии, – отметила Гуайа.