Девять пуль для тени

— Ну, всем нам нравится воображать себя значительнее, чем мы есть, — хмыкнула Тесс, мимоходом отметив валявшуюся на столе довольно претенциозного вида визитку, надпись на которой гласила: Герберт Л. Проктор, ГЕО, Хэлшн Пропертиз Инк. Она закусила губу, чтобы не рассмеяться. — А вы не помните, кто занимался похоронами? И кто забрал ее тело из морга?

— Я сам.

Тесс невольно устыдилась — классический пример того, что не стоит судить о человеке по внешности.

— У нее была небольшая страховка — вернее, совсем крошечная. Пришлось доплатить из своих, чтобы проводить ее по-людски.

— И где ее похоронили?

— На местном кладбище.

— Могильная плита с фамилией есть?

— Очень маленькая и совсем простая.

Тесс нахмурилась, и Проктор кинулся оправдываться:

— Там, между прочим, у всех такие. У них так принято. Простые могилы, простые плиты.

— У кого это — у них?

— У евреев.

— Вы хотите сказать, Хейзел Лигетти была еврейкой? Выходит, Лигетти — фамилия ее мужа?

— Говорю же вам: она ни одного дня не была замужем. Сначала я решил, что она итальянка, даже как-то спросил, хорошая ли она стряпуха. Вот тогда она и объяснила, что дескать, это венгерская фамилия и у них на родине ее произносят так — Легет. Перебравшись в Штаты, они малость переделали ее, чтоб звучала получше.

— А заодно из евреев стали итальянцами.

— В конце концов, кому какое дело. К тому же это, так сказать, подняло их статус, верно?

— Хмм, — промычала Тесс, не представляя, что на это ответить. Девичья фамилия ее собственной матери была Вайнштейн. А второе имя самой Тесс было Эстер. Так звали бабулину сестру, самую старую и властную представительницу многочисленного семейства, в котором все без исключения женщины вообще отличались упрямством и властностью. «Ох, уж эта Эсси! — любила приговаривать бабуля Вайнштейн. — Ну, просто вылитая еврейская царица!» К этому имени прилагались фамилия Монахэн и россыпь веснушек на носу. И то, и другое досталось ей от отца. Может быть, поэтому ее легко было принять за славную девушку из добропорядочной ирландской семьи, естественно, католичку — и попасть пальцем в небо, потому что Тесс Монахэн никогда ею не была.

— Не подскажете, как отыскать это кладбище?

— А вам зачем?

— Должен же кто-то прочесть Каддиш[12], — объяснила она.

— Это вроде как у нас гезундхайт?[13]

— Типа того.

Пришлось изрядно попотеть, чтобы отыскать могилу Хейзел Лигетти, оказавшуюся в самом углу крохотного кладбища. Как и предупреждал Проктор, могильная плита была очень простой — кроме фамилии и даты смерти на ней поместились только звезда Давида и пара строк на иврите, который Тесс все собиралась, да так и не нашла времени изучить.

Неожиданностью оказалось другое — аккуратная небольшая горка камушков у самого края могильного холмика. Выходит, кто-то еще знал о том, что Хейзел Лигетти была еврейкой. Почти сразу же в мозгу Тесс молнией вспыхнула еще одна догадка: кто-то хорошо знал Хейзел, достаточно хорошо, чтобы навещать ее могилу.

Только вот кто это мог быть? Семьи у Хейзел не было, Проктор уверял, что никто из друзей на похоронах не присутствовал. Но ведь кто-то же навещал ее могилу — кто-то, кого не могла ввести в заблуждение фамилия, звучавшая совсем по-итальянски.

Впрочем, спохватилась Тесс, на могиле ведь есть звезда Давида и несколько слов на иврите. Может, какая-то сострадательная душа из тех, кто навещает ее соседей, сжалившись над всеми забытой Хейзел, аккуратно клала камушки и на ее могилу? Отыскав подходящий голыш, Тесс осторожно положила его на верх кучки. И почти сразу же ощутила странное покалывание в основании шеи — бабуля когда-то говорила, что такое обычно случается, когда кто-то наступает на твою могилу. Тесс никогда не могла понять, что это значит. Мертвые ведь не чувствуют. Можно было весь день скакать по могиле Хейзел в полной уверенности, что той на это глубоко плевать.

На обратном пути в Балтимор Тесс решила остановиться в Антьетаме. Среди всех вошедших в историю сражений времен Гражданской войны за независимость битва при Антьетаме занимала особое место в ее душе. Казалось, судьба нарочно сталкивала ее с мужчинами, которые так или иначе были связаны с той эпохой. Кроу, к примеру, просто бредил Гражданской войной и постоянно грозил присоединиться к одному из местных обществ, занимавшихся восстановлением исторической последовательности событий. Останавливало его только одно: у него не было свободного времени, чтобы маршировать в серой форме южан. (Кроу, романтик в душе, семейные корни которого уходили далеко в глубь плодородных земель Виргинии, естественно, встал бы на сторону Юга. Впрочем, как и многие из тех, кто увлекался театрализованными историческими постановками. Джонатан Росс, знавший жизнь почти исключительно из книг, черпал свои знания в основном из Фута или Кэттона. Но когда речь заходила о Гражданской войне, он с легкостью затыкал за пояс Тесс.