— Хотим, но не уверены, что ты хорошо подумал, накуренный, и сделал правильный выбор, — Ксавьер беспокойно потрогал его лоб — он был горячим. — Пока ты в таком подорванном состоянии, злой и мечтающий отомстить, не чувствуешь, как нужна тебе вся эта безумная жизнь с пьянками, беспорядками, случайными ночными блядями и жесткими графиками туров. И потом… я уверен, ты отчаянно заскучаешь и по ребятам, и по студии. Ты хоть гитары с собой возьмёшь? Мы сегодня же улетаем обратно в Америку.
— Как, сегодня?! Уже сегодня?.. — он опустил плечи, но тут же встряхнулся. — Нет, я не вернусь к ним. Ангел, Кси… я не вечно буду молодым и симпатичным, не вечно смогу сочинять, петь, трахаться по туалетам и безумствовать. Я же не Мик Джаггер, в конце концов! И даже не Мэрилин Мэнсон. Я хочу покоя. Верной любви и своего угла на этой планете. Конечно, денег, заработанных с продажи пяти альбомов, мне не хватит на покупку целого дома…
— У Кси наследство в 108,4 миллиардов американских долларов, — нетерпеливо перебил я. — В недвижимости, ценных бумагах, платиновых и золотых слитках, нефтяных скважинах и частично в звонкой монете. Мой заработок, конечно, не такой гигантский, но всё же… в этом году чистый доход перевалит за отметку в 170 миллионов.
— Ангел, у нас есть только твои деньги, — возразил Ксавьер, укладываясь мне на живот. — Не забывай, мои мы ещё не отвоевали у правительства. А я сам фактически сирота и на улице. Без единого цента в кармане.
— Ну, не говори таким жалостливым голоском… моя сиротка, — я поцеловал его в лоб и улыбнулся, беззлобно насмешничая. — Я твой папа, мама, раб, секс-эскорт, нянька и охранник. Всегда буду заботиться о тебе, ты ни в чём не будешь нуждаться.
— Подождите, что-то я ничего не понимаю, — Кристиан внимательно осмотрел наши невинные замолчавшие мордашки. — Расскажите всё по порядку, у вас там явно история похлёстче, чем в голливудских сериалах для домохозяек…
В самолете было весело: наплевав на взлётно-посадочный режим и какие-либо правила поведения, мы бренчали на трёх, самых любимых, гитарах Кирсти, громко смеялись, кушали, как свиньи, и очень нахально требовали четвёртую добавку обеда. Две стюардессы были финские, поэтому лояльно воспринимали наши поползновения на два соседних ряда кресел и невольные притеснения пассажиров, сидящих там. А потом в наш салон прибежала третья, дубовая американка, с мордой подгулявшей лошади, которая впервые слышала о Кристиане Лайте. Ее визгливые вопли, наверно, потешили даже чемоданы в брюхе самолёта…
— Кто эти люди?! Почему они так шумят?! Немедленно уберите музыкальные инструменты и предъявите посадочные талоны!
— Она б ещё велела выйти на следующей остановке, — едко сказал Кси громким шёпотом, допивая последние капли из горла зелёной бутылки “Lapin Kulta” и бросая её под ноги стюардессе, — потаскушка… посмотри, какие у неё блядские подвязки на чулках.
— Тихий ужас, — поддержал Кирсти, в упор не замечая побагровевшего лица американки, — это же со сколькими важными подонками необходимо было переспать, чтобы с такой физиономией попасть в стюардессы?
— Жалко, у меня гнилого помидора нет… — сладко промурлыкал Кси, прижимаясь ко мне. — Я б в неё запустил.
— Ее мордоворот не помидора, а кирпича просит, — насмешливо возразил Крис, вертя в руках пластмассовый нож из обеденного набора, и в недоумении глянул на меня. — Бэби-киллер, а почему ты молчишь?
— Да всё думаю, — нарочито серьёзным и почти что удручённым голосом ответил я, — под ездовую лошадь она не годится, может, тогда ездовую собаку. Запряжём в сани и айда на Аляску, в наморднике она будет смотреться если не симпатичной женщиной, то красивой сукой…
Дружный хохот охватил почти весь салон бизнес-класса, а цветущая буйным маковым цветом стюардесса бросилась вон (надеюсь, не из окна запасного выхода).
— Какие же мы пьяные скотины… — вздохнул Ксавьер, снимая с себя гитару. Откинул назад все три наших кресла и, поколебавшись, лёг не в своё, а в кресло Лайта. Аккуратненько так в его жадные, испачканные в масле и сыре руки. — Мы накушались, наржались и нацеловались. Нагнали на всех стыд и страх. Давайте поспим. Думаю, никто больше не посмеет нас потревожить.
…Через пять часов лапочки продолжили спать в моей роскошной чёрной постели под чутким присмотром Франциска^1, а я собственноручно накормил котёнка, дважды пересекшего Атлантику, которого Кси назвал Флафф^2, и отправился на последнюю битву за Ксавьера в войне на двух фронтах.
Я один на один против правительства и “Compare2state” в лице собственного крёстного отца. Ставки — почти 110 миллиардов капусты. В случае проигрыша — смерть любимого. Мне давно уже осточертело играть по правилам. И теперь, вместо того чтобы послушно блуждать по запутанному лабиринту, я проломлю его стены по прямой, одну за другой, сколько бы их там ни было, и окажусь НАД правилами. И над своим противником. Меня до смерти заколебало положение «снизу».
— Ангел! — Шеппард неуклюже выронил карандаш, которым ставил резолюции на каких-то бумагах. — Господи… давно ты вернулся?