Девилз-Крик

Морщась, Джек тащил пропановый баллон на вершину холма по полузаросшей тропе. Сам холм был круче, чем он его помнил. Но и сам Джек стал гораздо старше и гораздо тяжелее, чем в последний раз, когда поднимался на него. Баллон в руках не улучшал ситуацию.

Добравшись до вершины, Джек выронил его и оглянулся на три скользящих вверх по склону белых луча. Удовлетворенный, посветил на землю фонариком в поисках отверстия в земле. Мысль о подрыве возникла у него спонтанно. Поднявшись на холм, он задумался, хватит ли дюжины баллонов с пропаном, чтобы разрушить каменную кладку погребенного под землей храма. В голову закралось сомнение, говорящее голосом покойной матери.

Тупица, всегда действуешь опрометчиво и ничего не продумываешь. С чего ты взял, что сможешь взорвать столь древнее место? Бог твоего отца вечен, дитя.

Джек покачал головой.

– Ничто не вечно. Все горит. – Он вспомнил бабушкин дом, почувствовав укол сожаления. Возможно, этих баллонов не хватит, но они попытаются. Тот, кто построил храм, сумел сохранить то безымянное существо на века. Должен быть способ, и Джек не сдастся, пока не найдет его – или пока не умрет.

Он двинулся вдоль периметра обрушившегося церковного фундамента в поисках входа в подземный храм. Меньше всего ему хотелось упасть и сломать себе шею. Джек шел мимо потрескавшихся камней, перешагивая через заросли травы и обугленные бревна. Когда он приблизился к дальнему концу, его внимание привлек звук – бурлящий гул, становящийся то выше, то ниже.

– Джек, ты еще не нашел?

Чак уронил себе под ноги пропановый баллон и выдохнул. Джек повернулся, посветил фонариком в покрасневшее лицо брата.

– Пока нет.

Он что-то заметил краем глаза. Из-под земли сочился слабый свет, усиливаясь и ослабевая в ритме с рокочущим гулом. Джек направил фонарик на разлом. Отверстие окружали большие комья земли, проросшие сорняки сплелись в бледно-зеленый узор.

– Эй, – позвал Джек. – Это здесь, только будь осторожен. – Он присел возле дыры и воткнул фонарик в усыпанную золой землю, его луч рассекал ночь. – Не заходи дальше фонарика.

– Хорошо. – Чак согнулся пополам, тяжело дыша. – Я подожду здесь минутку.

Вскоре к нему присоединились Стефани и Райли, сложившие свои баллоны у противоположного конца фундамента.

Гудение смолкло, из темного отверстия донесся голос. От этого звука у него зашевелились волосы и пошли мурашки по телу.

Пение. Кто-то пел там, внизу, о стенах Иерихона. Перед глазами у него замелькали десятки воспоминаний. Все они были о бабушке, ездящей на ее косилке и во весь голос распевающей, пока обрезки травы летели во все стороны, «И стены рассыпались в прах».

Бабуля?

Несмотря на все ужасы, свидетелем которых он стал за последние сутки, одна мысль о том, что там внизу находится его мертвая бабушка, подвергла рассудок испытанию.

– Джек, ты идешь?

Он обернулся, увидел в дальнем конце холма три тени. Стефани нетерпеливо ждала, уперев руки в бока.

– Да, – ответил Джек, – буду через минуту. – Он замешкался. Собираюсь спуститься туда и кое-что проверить, – хотел сказать он, но передумал. До него донеслось чье-то ворчание, и он был уверен, что это жалуется на жизнь Чак. Они попытаются остановить его, а на новые споры времени не было. Джек был уверен, что отец где-то там, за лесом, возвращается сюда, чтобы закончить начатое. Если общение этого ублюдка с богом, обитающим у них под ногами, даровало ему некое всеведение, то он наверняка попытается остановить их.

Джек протянул руку, кончики пальцев едва коснулись лестницы, когда ее опоры со скрипом задрожали и из отверстия появилось бледное лицо. Джек с пронзительным криком упал назад, в траву. Дыхание у него перехватило, сердце бешено колотилось.

– Джек? – окликнула его Стефани. Он услышал ее поспешно приближающиеся шаги. Чак и Райли присоединились к ней. И они в ужасе стали наблюдать, как из ямы поднимается фигура. Джек пополз назад, отчаянно пытаясь ретироваться от того, что выбиралось из храма.

Они вчетвером смотрели, как одинокая фигура, поднявшись, отряхивается и поворачивается к ним. Дрожащей рукой Райли направил луч фонарика ей в лицо. Один глаз у нее был молочно-белым, другой – ярко-голубым, серебристые волосы искрились на свету. Фигура посмотрела на них и улыбнулась.

– Детки мои, – произнесла Имоджин.

Глава двадцать четвертая

1

О, Джини, не могла же ты оставить все как есть, верно?