Девилз-Крик

Пока Тайлер медленно бродил между двумя рядами хижин, он испытывал гложущее чувство, будто за ним наблюдают. Сами постройки стояли заброшенными уже тринадцать лет, но этот факт не успокаивал. Он помнил город-призрак своей юности. Осевшие от старости здания с покосившимися оконными и дверными проемами будто следили за ним, провожая взглядом…

«Хватит. Здесь нет никого, кроме тебя, и ты просто сам себя пугаешь».

Тайлер был не единственным, кто посещал это место. Попадались следы присутствия и других людей. В основном в виде граффити на стенах некоторых хижин, нанесенных поблекшей розовой краской. «Рикки+Джулия ФОРЕВА», «СКИНЕРД!» и самая забавная, «Поклоняйтесь Стэну!» За одной хибарой валялись пустые баллончики из-под краски, покрытые розовыми пятнами и ржавчиной. Пройдя пару футов по тропе, Тайлер заметил груду смятых пивных банок и что-то похожее на кострище.

Он слышал, что дети приезжали сюда устраивать вечеринки. Отчасти он считал это постыдным явлением. Общество скатывалось все глубже в бездну разврата, когда даже мертвым не оказывалось уважение. Но отчасти он понимал, в чем притягательность такого места. Изолированное, находящееся за многие мили от цивилизации. Здесь не было соседей, кто мог бы пожаловаться на шум, и, чтобы добраться сюда, нужно было целую милю топать по лесу. Идеальное место, чтобы устроить вечеринку.

Или зародить религиозный культ.

У края пустой деревни Тайлер задержался и оглянулся на два ряда ветхих лачуг. «Здесь жили люди, – подумал он. – Здесь действительно жили люди. Купались в этом ручье. Не было ни водопровода. Ни электричества. Они выбрали себе такую жизнь». Он покачал головой. Убеждение, которое смогло заставить кого-то отказаться от удобств современной жизни ради своей веры, и восторгало и пугало одновременно.

Он попытался представить себе, какой силой должен обладать человек, чтобы влиять на людей и манипулировать ими. Такая сила была ему не по плечу, и он восхищался ею. Уважал. Опасался ее, и не зря. Человечество имело свои пределы неспроста. Мы – несовершенные создания, поистине недостойные собственного успеха. Сила, способная убедить людей отдать свою жизнь в рабство богу, которого они не могли видеть, – это то, чем человек не должен обладать.

Конечно, слыша, как дочь Имоджин говорит о Джейкобе Мастерсе, можно подумать, что он – второе пришествие Христа. От осознания того, что у такой милой дамы, как Имоджин Тремли, столь безумное дитя, у Тайлера заныло сердце, но этот всплеск печали был недолгим. Ее нельзя было назвать невинной. Разве она не была замешана в том, что здесь произошло? Разве она не помогла построить эту убогую версию Джонстауна[9] в лесу за Стауфордом?

Спустя годы, когда Тайлер рассказывал эту историю внуку Имоджин, он опустил эту подробность. Но все это время его внутреннее чутье оставалось неизменным: Имоджин была отчасти виновата в том, что здесь произошло. Он чувствовал это нутром.

А позже, после того, как Тайлер спустился в глубины кургана, он пытался привлечь ее к ответственности за то, что в конечном итоге с ним случилось, но у его сердца были другие планы.

– Когда я вышел из-под лесного полога и впервые ступил на поляну, то почувствовал то, чего никогда раньше не чувствовал. От этого места исходила энергия, как бывает, когда стоишь возле электростанции. Низкое гудение, которое не слышишь, а чувствуешь всем телом. Медленная вибрация, почти гипнотическая, словно рой пчел вился в голове. Пульсирующее, ритмичное дыхание. И я услышал шепот, Джек. Я услышал в этом гудении голос.

Джек проследил, как старик встал и снова налил себе выпить. Когда Тайлер сел, Джек спросил:

– Что говорил тот голос?

Профессор отхлебнул из кружки – теперь там было больше рома, чем кофе, – и покачал головой.

– Он ничего не говорил. По крайней мере ничего, что я мог бы понять. А может, я просто оговорился. Это был не просто голос, а голоса. Они пели хором, и на мгновение мне показалось: я могу разобрать, что они поют…

Тайлер стоял у подножия холма и, склонив набок голову, слушал. Здесь голоса были громче, и они говорили что-то вразумительное, но что именно? Возрадуйся? Он сделал еще один шаг по заросшей тропе, ведущей вверх по холму.