У нас с Дианой все не так было.
Ведь правильно?
Я же не безумец. Я не принуждал ее. Да, я не был мягок, но не срывал на ней одежду под рьяное сопротивление. И не плакала она, захлебываясь слезами, и не целовал я ее насильно.
Не целовал же.
— Отец! Остановись! — мой голос охрип, а в глазах потемнело от всего этого дерьма.
При виде полуголой Анны, зажатой в угол моим отцом, я вдруг засомневался. Хотя до этого был уверен, что никакое безумство от отца я не впитывал.
И с Дианой я не мог так обращаться.
Не мог ведь?
Скрючившись от страха и боли, Анна рыдала и пыталась оказывать сопротивление. Я застал их в момент, когда отец почти до боли сжал ее лицо, а другой удерживал женщину за горло.
Чтобы было удобнее ломать сопротивление. Чтобы обезоружить. Лишить дыхания ведь значило сломать.
— Отец, — прочищаю горло, сгоняя мрак в собственных глазах, — убери от нее руки.
— Ты будешь мне приказывать? — огрызается Булат.
И тут же Булат приходит в себя. Вспоминает, зачем я здесь. Вспоминает, что сам меня вызывал. Безумец, при Анне позабывший обо всем.
— У нас есть разговор, — напоминаю ему на всякий случай.
— Да, да… — хрипло отзывается он.
И одергивает руки от притихшей Анны. Женщина обессиленно сползает вниз по стенке, на полу ее лицо оказывается напротив брюк отца. Анна закрывает лицо ладонями, ее плечи мелко подергиваются.
Булат зло нажимает кнопку вызова охраны. За моей спиной моментально материализуется человек.
— Отведи ее, — велит Булат, кивая на Анну, — привяжи к батарее. Пусть подумает о своем поведении.
Анну уводят на моих глазах. Растрепанную, полуголую и почти сломанную. Она не смотрит на меня, прикрываясь ладонями. Ей стыдно и больно, читаю по ней эмоции.
Хотел бы я сказать ей что-то хорошее, но едва она в себе. Едва она услышит меня. И захочет ли слушать вообще?
Еще чуть-чуть, и мать Дианы сойдет с ума.
— Ты понимаешь, до чего можешь ее довести? — интересуюсь осторожно, когда мы остаемся одни.
— Все острые предметы давно убрали из спальни. А в такие моменты я просто приказываю ее связать. Ничего она не сделает…
— Я не об этом, — морщусь я от его откровенности, — ее сознание. Ты думаешь о нем?
Отец молчит и достает виски. Я помешал ему развлечься с женой. Он недоволен.
А я не уверен, но вполне могу полагать, что сегодня я спас ее психику. И Булат ее не тронул. Сегодня мать Дианы не сойдет с ума.
— Забудь Анну. Не лезь. У нас другой разговор. Давид ждет одобрения на выезд, — чеканит отец.
И при этом пристально смотрит на меня.
На мою реакцию.
Которая не заставляет себя ждать.
- Пусть ждет. Дождется, и я его шлепну, — цежу сквозь зубы.
— Присядь, сын мой. И выпей, — кивает на второй бокал с виски.
— Я за рулем. Машину себе новую прикупил, кстати. Оценил? — бросаю я, садясь на кожаный диван.
— Видел. Снова серый цвет? В честь своих глаз, что ли? — бросает он едва не презрительно.
Я усмехаюсь.
— Интересно, это у моей матери были серые глаза или у моего отца?
Звонкий удар и последующий грохот разъедает пространство.
Булат бросил бокал в стену, и он разбился на сотни осколков.
Вместе с виски.
— Странно. Не понравилось? — хмыкаю я.
— Не хочу слышать о твоем отце и об этой шлюхе! — закричал Булат.
Я жду немного, пока отец успокоится. И лишь затем спокойно спрашиваю:
— Расскажешь мне о матери?
— Как она повертела хвостом и тебя нагуляла? А потом заявилась ко мне с животом… — отец сжимает челюсти, краснея от злости, — хорошо, что позже я встретил Анну. Иначе бы рано или поздно я бы убил твою мать.
— Она жива? — уточняю вскользь.
Отец прищуривается. И наливает новый бокал. Мне уже не предлагает.
— Жива, — бросает он равнодушно, — мне Анну нужно было искать, а не матери твоей мстить.
— Ведь ты уже ей отомстил. Тем, что отобрал у нее ребенка, — замечаю осторожно.
— Ничего, она потом снова залетела, — ухмыляется Булат, — от другого только. Первого-то я убил.
«Первого-то я убил», — сказал он. Это он о моем биологическом отце?
Переспрашивать я не стал. Дело многолетней давности лучше не трогать, пока не кипит.
Я сам все выясню, когда верну себе свою женщину.
Эти новости почти не режут мне сердце, потому что я уже знаю о брате. Анархист не в курсе, кого я взял в союзники.
И я постараюсь продержать его не в курсе как можно дольше.
До тех пор, пока не буду готов убрать его. Убрать Анархиста. Хоть Альберт и твердит, что давно пора избавляться от старика, моя чуйка говорит иначе. А чуйке я доверял даже больше, чем себе.
— Когда твои «лучшие» люди доберутся до Давида? — резко меняю тему, — прошла почти неделя. Город твой, а москвича найти не могут. В чем причина?!
— Причина в моем нежелании, сын, — спокойно отвечает отец.
— Какое еще нежелание? Диана — моя жена. Ты не даешь мне полную свободу действий, так ищи ее сам!
— Если я развяжу тебе руки, ты весь город на уши поставишь. А этого допустить нельзя. Работой Анархиста и так недовольны многие, — нервничает отец.