Девочка и Дорифор

– Почему же объявился? – посмеялась дочка, – ты же сказал, приснился он тебе, а не приявился.

– Верно. Явь чем-то отличается от сна.

– Проснуться нельзя, да?

– Зато уснуть можно, ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха, – согласилась дочка.

Касьян Иннокентьевич, тем не менее, перестав жонглировать горячей картофелиной, погрузился в мысли. Вчера он до крови натёр щиколотки от задников туфель. А сегодня подложил под пятки слоёные картонки, чтоб задники не доставали до свежих ран. В силу того, стал выше на полсантиметра. И такой пустячёк заставил сделать открытие. «Всякий человек непременно полагает себя крупнее, чем воплощён природой», – подумал он, ощущая новенький рост, – «хочет полагать, и верит мнению тому безоглядно. Вот я стал выше себя на высоту слоёных картонок. Но не дорасту я даже до средней величины людского окружения, сколь бы высокими каблуками не пользовался. Не зря Господь наградил меня столь небольшим физическим ростом. Он помог мне понять, что человек, надуваясь и разрастаясь чем бы то ни было, остаётся прежним Божьим созданием. Остаётся он в точности тем, стародавним существом, однажды созданным Господом по Его усмотрению». И тут же Даль обратил наше внимание на то, что не только Данта помнит наизусть целыми кусками, но и других поэтов-мыслителей, потому что, погладив безволосую голову, он припомнил весьма уместный отрывок из Гёте, собственного перевода, где Мефистофель говорит Фаусту:

Ты до конца пребудешь тем, кто есть.

Парик надень ты с миллионами кудрей

И стельки вставь ты толщиною до локтей, —

По-прежнему останешься, как есть.

«Но желание возвыситься, оно ж моё личное, Бог такое в меня не вкладывал», – продолжил вразумительное размышление Касьян Иннокентьевич. – «И если мне до остервенения надо возвыситься над окружением, то я поднимусь, поднимусь явно для себя и явно для других. Например, возьму да надену ходули. Смешно? Смешно. И неудобно». Даль погрузился в мысли поглубже и увидел огромное число народу. Население вдруг единовременно пожелало возвыситься и кинулось обзаводиться ходулями. Все имеющиеся в наличии ходульные магазины мгновенно опустели. Но тут же нашлись ловкие дельцы. Стали создаваться на окраинах городов массовые производства ходулей на любой вкус. Реклама заполонила улицы, метро, эфир. Менеджеры многочисленные развелись, выстроились новые супермаркеты. Наука заработала в полную силу! Институты, образование! Вот уже тебе новые технологии, позволяющие увеличить их высоту. Нате вам, господа, извольте потрудиться и обратить ваше драгоценное внимание на другие технологии, обещающие продолжать их рост практически до бесконечности. Изменяется городской транспорт, изменяется строительное искусство, изменяются первейшие и вторичные потребности, изменяются манеры поведения людей между собой. Народ взахлёб говорит исключительно лишь о технологических новшествах и научных открытиях в области увеличения длины ходулей при повышении сверхпрочности материалов и сверхызысканности конструкций. А также – снижения цен. Цивилизация подчиняется ходулям, и более ничего её не заботит. Ведь надо же сотворять новое окружение исключительно для удобства проживания в условиях их ношения. Городская среда, интерьеры зданий, – стали ничуть не похожими на то, к чему человечество то того привыкло. Весь мир, оказывается, давно встал на ходули и прочно к ним привык. Они стали образом их жизни. Смешно и нелепо, а надо.

– Надо ли? – папа вслух произвёл сомнение. И тут же ощутил боль в пальцах от ожогов о картофелину. Переложил её в другую руку, но та почувствовала чуть ли ни прохладу. Корнеплод, значит, заметно подостыл. Оказывается, ощущение боли несколько запоздало. Боль, по-видимому, была раньше, а почувствовал он её только сейчас. Из-за глубокого отвлечения от причины. Художник и мыслитель отметил про себя это любопытное обстоятельство. Но в связи с чем отметил, прояснить не мог. Или не стал.

– Надо, папа, – настояла дочка, провожая глазами путь картофелины в папиных руках, – есть обязательно надо. И даже в том случае, когда это бывает слишком неудобно. А для кого-то нелепо и смешно.

– Ну и мудрая ты у меня. А я ведь даже и не подумал, что есть простой ответ, – Касьян Иннокентьевич целиком задвинул картофелину в рот.

Значит, случаются-таки у Касьяна Иннокентьевича запаздывания в реакции на ощущения. То на негодность долгих и многих трудов в контексте многомерного пространства и широкого охвата времени, то просто на обыкновенный ожог о картошку.

А нам уже надоело обещать о припоминании случаев, где явственно проглядывают невостребованные страницы жизнеописания Даля, когда он был ещё то ли Почвиным, то ли Почкиным, где отчётливо прорисованы давно былые случаи, для него более чем неприятные. Надоело брать на себя никем не налагаемое на нас обязательство и не выполнять его. Не будем. Само всплывёт, когда захочет. А мы, когда подоспеет тот случай, лишь подсадим «изобразителя» на заранее подготовленный спасательный плотик.

Кисть руки осталась у нас висеть внизу, и мы только губы плотно запустили внутрь.

Глава 17. Новенький «Peugeot»