Девочка из Аушвица. Реальная история надежды, любви и потери

Мы встали и пошли к ребе Вейссу из иешивы Сату-Маре. Мы сказали ему, что решили пожениться. В большом воодушевлении ребе поздравил нас, и мы условились, что свадьба состоится на следующей неделе.

Мы пошли проверить дом, где жили родители Шалома, Шейндель и Леви Ицхак Лейбовиц, со своими десятью детьми. Это был дом № 18 по улице Куза Вода, в том же дворе, где находилось бюро Ха-поэль ха-мизрахи[40], которое возглавлял Леви Ицхак. Там же располагалась синагога с залом собраний, но все оказалось пустым, грязным и заброшенным.

Мы начали расчищать комнату, выходившую на главную улицу. Пришел друг и помог нам убирать. Мы принесли окна из заброшенных домов, где они еще оставались целыми, и постепенно это место начало выглядеть обжитым.

Семьдесят лет спустя Эти Эльбойм

Я всегда хотела увидеть деревню, где родилась моя мать, Комят.

Она сама не была там больше шестидесяти семи лет, с тех пор как узнала, что власти захватили ее дом и разместились там.

Три года назад мы организовали небольшую семейную экспедицию и отправились в нее всемером, вместе с моей матерью. Сначала мы отыскали дом моего отца в Сату-Маре, Румыния, а потом дом матери в деревне, которая теперь называется Великие Комяты и находится на территории Украины.

Сперва мы побывали в Сату-Маре. Сегодня там живет совсем маленькая еврейская община, нисколько не похожая на большое сообщество в прошлом. В доме 18 по улице, которая называется Леон Куза Вода, мы нашли дом Лейбовицей, ныне занимаемый румынскими жителями. Комната, которая служила бюро Ха-поэль ха-мизрахи, стояла в нем пустой и заброшенной.

Жители дома приветствовали нас и угостили абрикосами с дерева – мама помнила, что оно уже росло во дворе семьдесят лет назад.

– Тут же рос орешник, – вспоминала она. – Когда дети Лейбовицей были маленькими, предприимчивый Моше первым вставал поутру, залезал на дерево и срывал орехи, пока до них не добрались остальные. И тут был маленький огородик, за которым я ухаживала, – сказала она, указывая на грязный двор.

В конце нашего визита мы спросили маму, помнит ли она, где находилась обувная мастерская, принадлежавшая отцу, благословенной памяти.

– Конечно, – ответила мама. – Я же каждый день носила ему обед.

Мама провела нас по улицам Сату-Маре. Она свернула в переулок, остановилась перед каким-то домом и объявила:

– Здесь находилась мастерская Шалома!

К нашему изумлению, на том же месте располагалась современная обувная мастерская.

Взволнованные, мы вошли туда и посмотрели на полки, заставленные туфлями. Моя мама с широко распахнутыми глазами уставилась на швейную машину.

– Ну да, конечно, – заключила она. – Это та самая машина, на которой я прострачивала наши простыни и полотенца!

Странно и удивительно было попасть в деревню Комят, про которую мы столько слышали. Деревня располагается на живописных склонах Карпатских гор, но складывается ощущение, что время в ней при советском правительстве остановилось. Там нет мостовых, дороги все разбитые, а жители – простые крестьяне.

– Деревня выглядит гораздо хуже, чем когда мы жили тут, – заметила моя мать, обводя окрестности печальным взглядом.

Сегодня ни в Комяте, ни в ближайших деревнях не осталось ни одного еврея.

Мы были рады найти развалины еврейской школы, стоявшей рядом с большой синагогой, от которой не осталось и следа. Правда, школа, украшенная звездой Давида, превратилась в замусоренный склад.

На еврейском кладбище мы отыскали могилу бабушки Ханы-Деборы, которую восстановили несколько лет назад ее внуки и правнуки из семьи Розенберг, ранее Гелб, жившие в США. Как блестели наши глаза, когда мы стояли на бабушкиной могиле! Впервые за всю жизнь! Для меня это был уникальный момент, когда я наконец-то приблизилась к осознанию, что у меня все-таки есть бабушка!

Мы прочитали несколько псалмов и провели маленькую церемонию в ее память.

Мы прошли по улице, на которой находилось кладбище, в поисках маминого дома. Время стирает многие вещи, заставляя забывать их, но мама точно знала, где должен был стоять ее дом. Мы мечтали увидеть его, заглянуть внутрь и послушать мамины истории про него, но, к нашему великому разочарованию, оказалось, что не так давно дом снесли и построили вместо него большой магазин. Он стоял на том самом месте, где когда-то держала лавку моя бабушка Хана-Дебора – лавку, которую экспроприировали у моей семьи и передали нашим нееврейским соседям.

Мы стояли на участке земли, принадлежавшем некогда семье Гелб, а потом семье Гершковиц.

– У нас был виноградник, – вспоминала мама, – а еще кукурузные и пшеничные поля. Но это место не наше. Наше место – Земля Израиля. Там наш дом.

В ходе нашего путешествия к семейным корням мы посетили и Аушвиц.

– Бабушка, что мне надеть завтра, когда мы пойдем в Аушвиц?  – спросила мою маму одна из ее внучек.

Мы все задавали себе этот вопрос. Я понимала, почему молодежь посещает Аушвиц, завернувшись в израильские флаги – чтобы придать себе уверенности.