Девочка из Аушвица. Реальная история надежды, любви и потери

Шалом продолжал работать с двумя партнерами в обувной мастерской. Один из его партнеров был сапожником, и он делал заготовки для обуви. Шалом кроил кожу, а третий партнер прострачивал обувь на машинке. Мастерская находилась на главной улице, и много людей приходило покупать у них обувь. Мне они сшили несколько пар прекрасных туфель.

Я работала в огородике у нашего дома, сажала там овощи и цветы. Однажды я вышла во двор с маленькой Далией. Я расстелила одеяло под вишневым деревом, которое пострадало во время войны и еще не плодоносило, положила малышку на одеяло и присела рядом. Мы обе наслаждались теплыми солнечными лучами. Внезапно во двор вошли двое юношей – представителей молодежного движения Бней Акива[46]. Они сказали, что хотят собрать у нас во дворе людей, чтобы привести в порядок синагогу, принадлежавшую Ха-поэль ха-мизрахи.

Как только они ушли, я положила дочь в коляску и вместе с ней помчалась рассказывать Шалому.

Он ответил: «Спасибо Господу!» Он был счастлив, что отделение Ха-поэль ха-мизрахи снова заработает в нашем дворе, как при его отце.

В следующие недели молодежь начала вычищать и ремонтировать синагогу и зал собраний. Сначала открылась синагога, где ультраортодоксальные евреи с пейсами молились и изучали Тору вместе с евреями, которые отказались от пейсов после Холокоста и отрастили волосы на голове, как Шалом.

Позднее к нам во двор пришел мужчина по имени Марк. Бней Акива назначила его проводить занятия, которые должны были проходить у нас во дворе. Он представился и сказал, что до войны был сионистом. Он собрал около тридцати девушек и тридцати юношей, которые записались на занятия по подготовке к эмиграции на Землю Израиля. Мы тоже присоединились к ним и стали частью гарина[47] кибуца[48] «Тора Ве-Авода»[49].

Вместе мы вели такую же жизнь, как в кибуцах. Девушки занимали одно здание, а юноши – другое. Мы с Шаломом остались в комнате, где жили раньше, и еще несколько женатых пар получили отдельные комнаты. В то время мы были единственной парой с ребенком, и она стала дочерью всего гарина. Мы добавляли хавер или хавера[50] к именам друг друга, и когда Далия училась говорить, она называла Шалома хавер Тати – папа. В Шаббат, когда Шалом благословлял вино, у нас за столом порой сидело несколько десятков юношей и девушек. Хоть я была моложе их, меня считали взрослой и опытной, потому что я уже вышла замуж и имела ребенка.

Среди членов подготовительной группы был тринадцатилетний Мели Лейбовиц из деревни в регионе Мармарош в Карпатских горах, переживший Аушвиц и единственный оставшийся в живых из своей семьи. Шалом опекал мальчика-сироту, и они очень сблизились, отчасти благодаря одинаковой фамилии, Лейбовиц. Он учил Мели молитвам, занимался с ним ивритом и читал еженедельные отрывки из Торы. Мели был красивым, общительным мальчиком. Маленькая Далия обожала его. Он сидел с нами за столом в Шаббат и вскоре стал частью нашей семьи. Когда мы эмигрировали в Израиль, то отправили его учиться в Микве Исраэль[51], но, к нашему великому горю, в пятнадцать лет он вышел в поле у себя в поселении и подорвался на мине. Мы чувствовали себя так, будто потеряли родного сына. Я не помню, было его полное имя Мендель или Шмуэль, помню только, что все звали его Мели. Да будет благословенна его память.

Во время подготовки мы вели совместное хозяйство. Все работали и отдавали свои зарплаты кибуцу. Кто-то трудился в винной лавке, кто-то в мебельной. Мы вместе готовили на кухне и ели в столовой. Поскольку я ухаживала за ребенком, я не ходила на работу, но помогала с делопроизводством и приготовлением пищи. Далия в коляске всегда находилась рядом со мной.

Каждый день мы готовились к эмиграции в Израиль: у нас были уроки истории, мы изучали разные регионы страны, учились говорить на иврите и пели на нем песни. Мы все трепетали в предвкушении грядущего переезда на Землю Израиля. Время от времени сионистские лидеры приходили нас навестить – они произносили зажигательные речи и с горящими глазами вспоминали разные эпизоды из истории Земли Израиля.

Эмиграция на Землю Израиля Сара Лейбовиц

С рождения Далии прошло полтора года. Наступили Осенние праздники 5708 года по иудейскому календарю (1947), а мы все еще были в Сату-Маре и готовились к отъезду как гарин «Тора Ве-Авода». Мы с нетерпением ждали момента, когда все переберемся на Землю Израиля.

На праздники я приготовила блюда, которые помнила по родительскому дому, и испекла те же медовые печенья, которые пекли мои мама и бабушка. Я до сих пор пеку их, и это любимые печенья моих детей, внуков и правнуков.

Спустя два дня после еврейского Нового года Шалом пошел покупать третью швейную машину для своей мастерской у еврея, который эмигрировал на Землю Израиля. Я пошла с ним посмотреть машину, и мы договорились купить ее, после чего я вернулась домой с Далией.

Когда я вошла во двор, там царила необычная суета. Юноши и девушки подбежали ко мне с восклицаниями: