Читаем Девочка с пальчик полностью

Централизованное (фокализованное) пространство класса или аудитории можно представить и в виде транспортного средства – поезда, автомобиля, самолета: пассажиры сидят рядами в вагоне или салоне, а водитель, кто бы он там ни был, везет их к знаниям. Взгляните на такого пассажира – он сидит, развалившись в кресле, выпятив живот, взгляд его мутен и рассеян. Машинист, напротив, активен и собран. Он склонился вперед и вытянул руки к рулю.

Когда Девочка с пальчик пользуется компьютером или мобильным телефоном, ее тело должно быть напряженным, активным телом водителя, а не расслабленным телом пассажира: это спрос, а не предложение. Она склоняется, а не лежит кверху пузом. Попробуйте-ка затащить эту маленькую личность в аудиторию: привыкшее к вождению, ее тело недолго просидит в пассажирском кресле. Отлученная от руля, она будет проявлять активность. Шуметь. Дайте ей в руки компьютер, и она вновь примет позу пилота.

Теперь все – водители, все – в движении. В театре не осталось зрителей – он полон актеров. В суде нет судей – одни ораторы перекрикивают друг друга. В церкви нет священника – зато все больше проповедников. В аудитории нет учителей – все сами учителя друг другу… И на политической арене тоже скоро не останется решающих сил – их место займут решительные голоса.

Кончается эра решающих.

<p>Иноучение<a l:href="#n9" type="note">[9]</a></p>

Девочка с пальчик ищет и находит знание в своей машине. Еще недавно бывшее редкостью, оно делилось, дробилось, нарезалось. Научные классификации отводили каждой дисциплине свою страницу, свою часть, свой раздел, свой корпус, свою лабораторию, свою библиотеку, свои зоны влияния, своих представителей, объединенных в свою корпорацию. Знание подразделялось на секты, а реальность – рассыпалась осколками.

Река, например, исчезала, растекаясь по руслам географии, геологии, геофизики, гидродинамики, кристаллографии аллювиев, биологии рыб, галиевтики, климатологии… – а ведь еще есть агрономия орошаемых земель, история приречных городов и соперничества за контроль побережий, а также пешеходные мостки, баркаролы и «Мост Мирабо»… Смешав, объединив в едином сплаве эти обломки, создав из разрозненных ручьев живое течение, доступность знания могла бы вернуть реке полноводность и снова сделать ее обитаемой.

Но как слить воедино подразделения, стереть границы, собрать вместе страницы, уже обрезанные каждая в свой формат, объединить университетские программы, связать между собой аудитории, состыковать два десятка факультетов, сделать так, чтобы специалисты самого высокого уровня, каждый из которых считает правильным свое определение интеллекта, нашли между собой общий язык? Как преобразовать пространство кампуса, созданного по образцу укрепленного лагеря римской армии – так же расчерченного регулярной сеткой улиц с когортой/факультетом или плацем/газоном в каждом квадрате?

Ответ: прислушавшись к гвалту спроса, к миру и его жителям, доверившись новым телодвижениям, попробовав разгадать будущее, которое несут с собой новые технологии. А как провернуть все это?

<p>Разнородность против упорядоченности</p>

Иными словами, как – о, парадокс! – отобразить броуновские движения? По крайней мере, можно подобраться к ним серендипным[10] методом Аристида Бусико.

Создатель универмага «Бон Марше», Бусико первым делом разложил товары для продажи по стеллажам и полкам. Все вещи заняли свои места, учтенные и расклассифицированные, – как ученики за партами или как римские легионеры в своем лагере. Между прочим, термин «класс» обозначал когда-то армию, выстроенную сомкнутыми рядами. Поскольку этот большой магазин – для дамского счастья такой же универсальный, как университет для тех, кто находит удовольствие в учебе, – предлагал все, о чем только может мечтать потребитель: продукты питания, одежду, косметику и т. д., успех не заставил себя ждать, и Бусико сделал состояние. Роман, который Эмиль Золя посвятил этому изобретателю, рассказывает о его разочаровании, о периоде, когда торговый оборот достиг потолка и перестал увеличиваться.

Но однажды утром его озарило – он наплевал на разумную упорядоченность и устроил из магазинных аллей лабиринт, а из полок хаос. Придя за пореем для бульона и поневоле, вернее, по воле искусно запланированного случая, пересекая отдел вещей из шелка и кружева, будущая бабушка Девочки с пальчик покупала помимо овощей комплект белья… Продажи вновь пошли вверх.

Разрозненность обладает достоинствами, которые неведомы разуму. Практичный и оперативный, порядок может оказаться сковывающим. Он помогает движению, но в конце концов его останавливает. Действуя по плану – а можно ли действовать без него? – трудно совершить открытие. Беспорядок, напротив, дышит, как разболтанный механизм. А ведь зазор, неуверенность способствует изобретению. Как раз такой зазор остался между шеей и отрубленной головой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Minima

Дисней
Дисней

"Творчество этого мастера есть the greatest contribution of the American people to art – величайший вклад американцев в мировую культуру. Десятки и десятки газетных вырезок, варьирующих это положение на разный лад, сыплются на удивленного мастера.Все они из разных высказываний, в разной обстановке, разным газетам, через разных журналистов. И все принадлежат одному и тому <же> человеку. Русскому кинематографисту, только что высадившемуся на североамериканский материк. Впрочем, подобные вести опережали его еще из Англии. Там он впервые и в первый же день вступления на британскую почву жадно бросился смотреть произведения того, кого он так горячо расхваливает во всех интервью. Так, задолго до личной встречи, устанавливаются дружественные отношения между хвалимым и хвалящим. Между русским и американцем. Короче – между Диснеем и мною".

Сергей Михайлович Эйзенштейн

Публицистика / Кино / Культурология / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее