Девочка-Царцаха

— Занято,— серьезно отвечала Ксения, с трудом сдерживая отвращение, возникавшее от его сладкого тона и от заглядывания в глаза.

— Кем же? Разрешите поинтересоваться, между прочим...

— Я же сказала — саранчой.

— Ах, хитрая! Знаем мы саранчу! Прикидывается! Саранча ваша, наверное, о двух ногах,— игриво грозил пальцем Кулаков, расправляя складки гимнастерки, приосанивался и заявлял:— Разрешите проводить до дому?

— Если не лень в такую жару — провожайте.

— Вот бы женку, как вы,— боевую! Вместе по степям разъезжали бы, между прочим,— вздохнул Кулаков на другой день, провожая Ксению в четвертый раз.

— Так у вас есть женка... Что ж вы не привезли?—зевая, ответила она.

— Так то — городская, а здесь бы боевую...

«За кого он меня принимает»,— подумала Ксения, а вслух сказала:

— Какая хорошая установилась погода.

— Очень даже,—согласился Кулаков.— И не выйдете ли вы вечерком подышать свежим воздухом?

— К сожалению, не придется. Нужно еще писать отчет по обследованию.

— Ну плюньте на отчет!

— Никак невозможно. До свиданья.

—А я вас все-таки буду ждать,— сказал Кулаков упрямо и значительно.

И оба сдержали свои обещания: Ксения сидела дома, а Кулаков часа два прогуливался около флигеля, останавливался против ее окна, которое пришлось завесить газетой, и легонько стучал по стеклу.

На следующий день Ксения пряталась от него в саду у Эрле и на питомнике, а вечером Кулаков опять стучал в окно и напугал своим видом возвращавшуюся домой Елену Васильевну.

— Около вашего окна кто-то стоит с револьвером!—сообщила она, постучавшись к Ксении и еле переводя дух.

— Пусть постоит,—спокойно ответила Ксения,—а я собираюсь к вам.

— Но вы знаете его?

— Откуда же мне знать? Мало ли кто здесь шатается.

Ксения не хотела портить отношения с Кулаковым.

«Вполне можно обойтись без шума,— думала она,—скоро он уедет, и его ухаживания прекратятся сами собой, а если мы и встретимся еще в степи, у него будет много дел».

Кулаков же досадовал. Собою он был недурен, нестар, статен, молодцеват, и его внимание польстило бы многим.

Еще в конце января, когда вокруг Булг-Айсты бесновались метели, Василий Захарович начал готовиться к поступлению в лесной техникум. Это решение он принял под влиянием Елены Васильевны, мнение которой считал высшим авторитетом. Начав заниматься, он сразу же столкнулся с большими затруднениями: математика и физика ему не давались, он признался в этом Елене Васильевне, она предложила ему помочь.

Так началась их дружба.

В тот день, когда Ксения выехала на обследование в Угатаевский улус, Елена Васильевна дольше обычного задержалась в конторе, и Василий Захарович пошел ее искать. Они встретились у входа, и не было ничего удивительного в том, что решили немного погулять по роще. Вечер выдался на редкость теплый. Не было удивительным и то, что, перепрыгнув через ерик, Василий Захарович протянул Елене Васильевне руку, ведь она могла бы оступиться и замочить ноги. Но, прыгнув, Елена Васильевна вдруг очутилась в объятиях Василия Захаровича, который ее поцеловал. Впоследствии он признался, что сам удивился, откуда у него появилась такая смелость. Вторично они поцеловались, договорившись об этом глазами, а потом, обнявшись, гуляли по роще до полных сумерек.

В тот вечер занятия алгеброй не продвинулись ни на шаг, а наутро, уходя на работу, Елена Васильевна впервые забыла зачеркнуть в своем календаре прошедший день. Булг-Айста стала для нее терпимей.

— Ты кончишь техникум, и мы с тобой уедем в Москву или в какой-нибудь другой, обязательно большой город, хорошо?

Василий Захарович был согласен.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Ксения чуть не чертыхнулась, усаживаясь в автобусе, отправлявшемся в Астрахань: против нее сидел Кулаков.

— Как! И вы едете! Какое приятное совпадение!—радостно удивился он и сел рядом.

Ксения заставила себя улыбнуться как можно любезнее. «Совпадать» предстояло не так уж долго, всего семьдесят верст, да и народ кругом... Потерпеть можно.

— Ну как? Составили отчет?— спросил Кулаков.

— Составила... — она не без опаски взглянула на него и разом съежилась: Кулаков опять до отвращения ласково смотрел на нее и порывался что-то шепнуть.

Ксения с преувеличенным интересом начала разглядывать пассажиров, сидевших сзади, а когда наконец автобус, переваливаясь и подпрыгивая, выехал за околицу, прильнула к окну.

— Значит, и вы по ликбезу... И что же, идет дело?—сказал какой-то бас.

— Помаленьку. Не все еще аккуратно посещают. Некоторых почти волоком на занятия таскать приходится,— отозвался довольно приятный тенорок.

— Ничего удивительного... Так я и думал... По правде говоря, пользы от вашего ликбеза ни на грош! Не любит учиться калмык. Ленив от природы. Ему бы в кибитке лежать, табак жевать да поплевывать, на жену покрикивать и в гости ездить. На что ему ликбез! На что ему советская власть! Одно беспокойство: всюду нос сует, женщин в школы посылает, даже их людьми считает! Вон такие герои, как Озун, у них и пользуются успехом.