Читаем Девочка-Царцаха полностью

Ксения искоса взглянула на говорящих. Тенорок ей был знаком—сельский библиотекарь, худощавый, большеглазый молодой человек, а этого толстоносого, с маленькими глазками она не встречала.

Библиотекарь отмахнулся и слегка нахмурил брови:

— Полно вам! Что вы говорите!

-— Правду-матку говорю! Вижу, вижу, что не нравится: идею вашу царапаю такими словами... А вот, объясните-ка, если вы такой энтузиаст, почему у -них этот самый Озун до сих пор в степи держится? Шутка сказать! Уже скоро десять лет, как советская власть торжествует, а он жив-здоров! Кто его кормит? Мы с вами? Ваши ученики ему помогают, которых вы волоком на ликбез таскаете. Понятно?

— Ну, знаете...— голос библиотекаря прерывался, лицо его покрылось красными пятнами.— Всякое новое мероприятие связано с трудностями. Я, пожалуй, согласен с тем, что расшевелить калмыка труднее, чем русского, но это законно. Характер народа вырабатывается веками. Кочевник... скотовод... буддист... Созерцательное отношение к жизни... И Озуном тоже вы зря козыряете. Дни его сочтены. Не народ ему помогает, а феодальная верхушка— богатеи и их прихлебатели. Немало в степи их еще осталось. А бедняки, как ни говори, к советской власти тянутся. Но пережитки мы одолеем. Я твердо уверен, что калмыки станут передовой нацией.

— Нацией? Да откуда вы взяли, что калмыки — нация? Само-то слово «калмык» что обозначает? Отделившийся, отставший... Не калмыки это, а ойраты!20 Не нация, а группа ойратов! Если по-вашему рассуждать, у нас каждую область можно нацией сделать...

— Ладно, ладно уж вам, раскричались,—пробурчал бас.

— А вы книжку Сталина «Марксизм и национальный вопрос» читали?—осторожно спросил библиотекарь.— Там у него куда как хорошо растолковано, что такое нация и что такое народность. У меня в библиотеке есть она...

— Листал я ее, ну и что ж? Где эти четыре признака нации у калмыков? Ну, территория своя, скажем, у них есть. Язык тоже есть — его ни бурят, ни ойрат теперешний не поймет. Ну а экономика и культура где? Сусликов едят, никогда не умываются — вот вам и экономика, и культура. Как там ни доказывай, не нация это!

В автобусе поднялся шум: все вдруг заспорили о калмыках, и толстоносому гражданину досталось здорово. Одни кричали, что. ему жалко территории и он готов калмыков обратно в Азию отправить; другие расстраивались из-за сусликов: когда человеку есть нечего, он может и суслика съесть и никакого позора в этом нет...

— Граждане, потише, потише, не волнуйтесь,—сказал Кулаков,— а то сейчас шофер вас в песках высадит... Вот чудаки! О чем разоряются, а?— обратился он к Ксении...

— Но ведь это же интересно!—Ксения раскраснелась и разволновалась сама не меньше других.

С лица Кулакова сбежало слащавое выражение, и он не казался ей таким неприятным.

— Мне кажется, калмыки удивительный народ, замечательный народ,— задумчиво сказала Ксения.— Ведь только подумать— в какой пустыне они сумели жить! Какая жизнеспособность! И все вынесли и не озверели. И если они в таких страшных условиях прожили, то как бурно они могут развиваться, если им дать все необходимое.

— Правильно! И мы отдаем, и экономику им помогаем создать новую, и культуру,— воскликнул библиотекарь, и глаза его заблестели.— Вот товарищ Кулаков Озуна поймает, вы саранчу уничтожите, Эрле нам мясошерстную породу овец выведет, Сухарев лес вырастит, кооперативы будут в степи на каждой версте, лес победит пески, а в лес прилетят рябчики... Тогда мы на сусликов смотреть не будем. Правда?

— Правда!—ответила Ксения.— А книжечку эту, про нацию, я еще не читала.

Когда Ксения вышла из автобуса, Кулаков высунулся из окна и окликнул ее. Пришлось подойти.

— До свиданья, братишка! Через месяц увидимся, и тогда... Лицо его опять стало противным, масленым...

Будем вместе работать на Шарголе..— поспешно докончила Ксения.— Счастливого пути!

...Председатель Давстинского исполкома выслушал Ксению и покачал головой.

Мы голодаем. Какой тут еще саранча! У нашего народа подвод нет, быков нет, работать не можем, потому что голодный. Пускай твой управление нам сначала кушать дает.

— Вы смеетесь?

— Зачем смеется? Говорю — пускай твой начальник нам кушать дает.

— Ага... Теперь понятно. Напишите-ка это — «давай кушать»... А то мне не поверят.

Председатель посмотрел на нее, подумал-подумал и сказал:

— Ну, чего тебе от меня надо?!

Физиономия его при этом была такая плаксивая, что Ксения не знала, сердиться или смеяться.

— Секретаря мне надо,— сказала она наконец,— с вами, видать, не столкуешься. Может быть, он 'меня лучше поймет.

— Зачем тебе секретарь, когда я сам председатель! Секретарь в командировку в Астрахань поехал. Говори, что тебе надо?

— Ехать на обследование надо.

— Разве я тебе мешаю? Почтарь есть, лошадь тоже есть. Поезжай, ради бога, куда хочешь, только голову не морочь!

— Поедем вместе.

— Зачем мне ехать? Ты сам можешь ехать. Когда степь посмотришь —разговаривать будем.

— А где у вас была саранча?

— В Юзгинзах поезжай,— сказал председатель,— там народ спросишь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Аббатство Даунтон
Аббатство Даунтон

Телевизионный сериал «Аббатство Даунтон» приобрел заслуженную популярность благодаря продуманному сценарию, превосходной игре актеров, историческим костюмам и интерьерам, но главное — тщательно воссозданному духу эпохи начала XX века.Жизнь в Великобритании той эпохи была полна противоречий. Страна с успехом осваивала новые технологии, основанные на паре и электричестве, и в то же самое время большая часть трудоспособного населения работала не на производстве, а прислугой в частных домах. Женщин окружало благоговение, но при этом они были лишены гражданских прав. Бедняки умирали от голода, а аристократия не доживала до пятидесяти из-за слишком обильной и жирной пищи.О том, как эти и многие другие противоречия повседневной жизни англичан отразились в телесериале «Аббатство Даунтон», какие мастера кинематографа его создавали, какие актеры исполнили в нем главные роли, рассказывается в новой книге «Аббатство Даунтон. История гордости и предубеждений».

Елена Владимировна Первушина , Елена Первушина

Проза / Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза