Девочки Гарсиа

Со временем копилки оказались на полке вместе со всеми остальными позабытыми нами игрушками. Близилось Рождество! Моя мать жаловалась, что умрет от утомления, – так много требовалось сделать. Нам надо было сшить костюмы для рождественского вертепа. Тете Изе, жившей по соседству, надо было помочь подготовить сад и дом к большому рождественскому торжеству, которое в этом году решено было провести там, потому что это было первое тетино Рождество после развода и ее надо было чем-то отвлечь. Потом требовалось срубить на побережье виноградное дерево, покрасить его в белый цвет, увесить серебряными и золотыми шариками и украсить мишурой. Что это было за зрелище! Особенно по ночам, когда мами выключала все лампы и дерево вспыхивало мигающими огоньками; маленькие пузырьки, похожие на пробки от капель для носа, сначала наполнялись подкрашенной водой, а потом опорожнялись.

По мере приближения праздника в рождественском календаре оставалось все меньше неоткрытых окошек, а мы с сестрами стали неуправляемыми от радостного волнения, однако взрослые, казалось, были слишком заняты, чтобы заметить это. Дом был наряжен, как для вечеринки. Огромные пуансеттии во дворе выглядели словно пылающие факелы. Серебряные блюда посередине столов и буфетов полнились орехами и фруктами. Элегантный солдатик брал в рот и раскалывал миндальные орехи, а моя мать при этом всякий раз вздыхала и говорила:

– Жаль, что нет национального балета для девочек.

Глэдис была занята как никогда: она чистила серебро, готовила канапе, ходила за своей хозяйкой по дому с вазами калл и бугенвиллей. Вместо меренге, которые крутили по радио, она теперь пела бесконечный репертуар рождественских гимнов:

Сла-а-а-а-а-а-а –
а-а-а-а-а-а-а –
ва!

Мами, казалось, больше не имела ничего против пения и даже сама пару раз затянула нежным, подрагивающим сопрано:

A Santa Claus le gusta el vino,
A Santa Claus le gusta el ron…[111]

И разумеется, во время рождественского вертепа в сочельник все дети пели:

Adestes fideles
Laetes triumphantes…[112]

Я, наряженная в ночную сорочку и корону из мишуры, должна была сообщить бедным пастухам, пасущим свои стада в ночи:

Не бойтесь,
Я возвещаю вам великую радость:
Ныне родился младенец Иисус!

Но я так растерялась от бьющих в глаза огней и моря лиц в переполненном зале, что перепутала свои слова и сказала «Родился кукольный младенец!» вместо «Родился младенец Иисус!». По словам мами, знавшей, как я мечтаю получить в подарок куколку-младенца, изображавшую Иисуса, кроме нее, мою оговорку никто не заметил.

Следующим утром под рождественским деревом эта куколка лежала с бантом в золотистых волосах и привязанной к запястью бутылочкой. Она кричала «Мама!», когда я ее укладывала, и мочила подгузник, после того как пила из бутылочки через рот. И это еще не всё! Комната превратилась в пещеру, полную коробок с сокровищами в подарочной обертке.

– Кое-что для каждого, – смеясь, сказал папи.

И куча всего для его любимых дочек! Каждая из нас сидела посреди горы разорванной бумаги, пустых коробок и пестрых игрушек. Даже у малышки была своя немалая гора, хотя она предпочитала ползать всюду, разрывая бумагу и кладя клочки себе в рот, пока бедная Милагрос гонялась за ней, ворча, что не допустит, чтобы ее воспитанница подавилась и умерла в тот самый день, когда родился Спаситель. Все слуги – Марио, Чуча, Нивея и Глэдис – собрались в комнате и осторожно, чтобы не порвать яркую папиросную бумагу, открывали свои подарки. Их лица озарялись радостью: бумажник с красивым зеленым краешком, торчащим из отделения для купюр!

Той ночью я не могла уснуть, хотя и легла гораздо позже, чем обычно. Я честно старалась заснуть, но, как бы крепко ни зажмуривалась, видела то свою новую куколку, то головоломку или раскраску, которые в моем воображении становились еще более неотразимыми, поэтому мне пришлось включить свет и посмотреть на свои подарки, чтобы убедиться, что они настоящие. Мами ненадолго заглянула ко мне с шумной вечеринки по соседству. Она была в длинном серебристом платье с голыми руками и держала за руку дядю Мундо. Увидев, что у меня горит свет, она погрозила мне пальцем, но на самом деле не разозлилась и очень смеялась, когда дядя несколько раз «застрелился» из нового револьвера Йойо. Намного позже Глэдис зашла ко мне по пути из соседнего дома, где помогала прислуге.

– Уже за полночь, юная леди!

Но вместо того чтобы выключить свет, она села на мою кровать, сняла сланцы и начала растирать свои усталые стопы. Мы слышали, как вдалеке дядюшки, тетушки, мами и папи поют гимны.

– По соседству так весело! – сказала Глэдис.

Донья Лаура с доном Карлосом танцевала болеро не хуже, чем в кино. Дон Мундо снял рубашку и сплясал рабочую джигу на обеденном столе. Безумную донью Изу сбросили в бассейн, или – нельзя было сказать с уверенностью – она бросилась туда сама.