Девушка А

Она расспрашивала о торжественной церемонии, посвященной нашему выпуску, об Оливии и Кристофере, о планах на лето. Затем, отвернувшись от меня и глядя на жмущиеся друг к другу таунхаусы и небо между ними, она улыбнулась и сказала:

– Я думаю, Лекс, что нам с тобой нет больше необходимости видеться.

– Что?

– С первого дня нашей встречи в больнице прошло больше девяти лет. Помнишь? Прости. Помнишь, конечно. Ты, может быть, не знаешь, но я тоже переживала. Я была молода и переживала за каждое сказанное слово. Ты поймешь меня, когда сама начнешь работать. Поначалу ведь из-за каждой мелочи переживаешь. И вот – посмотри на результат. Я думаю, уже можно говорить: все было не зря. И для тебя, и для меня.

– А по вам не было заметно, что вы нервничали.

– Это хорошо.

– А вы уверены, что не зря?

– Да, – ответила она. – Уверена. Ты справилась, Лекс. Ты, я и Джеймсоны. Я знаю, бывали тяжкие дни, кое о чем невыносимо было даже слушать. Тем не менее – все получилось. И теперь у тебя вся жизнь впереди.

В тот день доктор Кэй выпила еще до моего прихода. Она безудержно радовалась, я никогда прежде не видела ее такой разгоряченной. Той осенью, когда я поступила в аспирантуру на юридический факультет, я прочла, что ее пригласили читать лекции в Гарварде. Может, это случилось как раз в тот день? В таком случае все это время не только она помогала мне, но и я ей.

– Разумеется, мы можем встречаться, если ты захочешь. Я лишь хочу сказать, что такой необходимости больше нет.

– Мне кажется, время пришло, – ответила я.

Мы разговаривали до темноты, даже после того как шампанское было выпито. Я рассказала, что Папа собрался на пенсию.

– И кому же я теперь буду звонить, когда моя вера в человечество снова иссякнет?

Еще я рассказала, как он не сдержал слез на церемонии, как шел за Мамой по полянке, украдкой вытирая глаза.

– А вот это меня вовсе не удивляет.

Я вдруг захотела показать ей хеппи-энд со всех сторон и поэтому рассказала о мужчине, которого встретила двумя неделями раньше, на одном из университетских балов. Это случилось около четырех утра; завтрак и доклады тогда организовали прямо в саду. Мы с Оливией стояли в очереди за сэндвичами с беконом, а он стоял позади нас. По мере того, как продвигалась очередь, становилось ясно, что сэндвичи заканчиваются. Я хотела подсчитать, достанется ли мне, но не смогла – много выпила и слишком устала.

– Ну почти закончились, – вдруг сказал он.

Мне подали последний сэндвич, а ему предложили вегетарианский пирожок.

– Вряд ли вы захотите поделиться, – произнес он.

На его носу виднелись следы давнего перелома, и он ел так, будто долго голодал. Он уже снял смокинг, ворот рубашки расстегнул – под тонкой тканью проступали мускулистые плечи.

– Ваша правда, – ответила я и откусила от сэндвича.

– Безобразное обслуживание. И чего ради я ехал сюда из Лондона?

– Ну как же – чтобы порадовать нас своим присутствием, – сказала я и тут же пожалела. Все-таки есть разница между подшучиванием и хамством, но я осознала это только после того, как у меня вырвались эти слова.

Он, так же улыбаясь, прожевал свой пирожок и пожал плечами.

– Вообще-то, по вам и не скажешь, что вы из Лондона, – продолжила я, чтобы как-то загладить вину.

– Я живу там не так давно. Но имейте в виду: как только вы выпуститесь отсюда, вам придется стать серьезней. В общем, я бы не советовал.

– Его зовут Жан-Поль^[34], – сказала я доктору Кэй. – И при этом он не француз. Вам это не кажется странным?

– Я думаю, странные тут скорее его родители, – ответила она.

– Да уж.

Кое о чем я тогда умолчала. На следующий день – спали мы отдельно – я повела его в город, в кафе, где завтрак подавали целый день. Сэндвич с беконом – это был первый только наш с ним прикол. Той же ночью, в моей комнате, он спросил:

– Значит, ты ничем не делишься?

– Я делюсь постелью, – ответила я. – Так что будь осторожней.

– Дай-ка угадаю, ты – единственный ребенок в семье?

Этого вопроса я никак не ожидала.

– Да, – ответила я и напомнила себе, что он старше меня и уже действующий юрист. Больше мы, возможно, не увидимся, и мне не придется ни поддерживать эту ложь, ни говорить ему правду.

Он рассмеялся и сказал:

– Я тоже. И этим я бы ни за что не поделился.

Доктор Кэй восприняла мои признания как призыв к откровенности; она решила тоже кое-что поведать мне – в ответ. Она придвинулась ко мне очень близко – я увидела на ее лице под тональным кремом поры и морщинки и даже почувствовала слабый запах шампанского изо рта. Я и не думала, что когда-нибудь она так разоткровенничается со мной. Тогда это случилось в первый и последний раз.