Мод едва не тошнило от фиников, которые составляли основную часть рациона. От них у нее начинались колики, и часто даже в те дни, когда к обычному меню случалось скудное, но все же столь ценное дополнение, она тем не менее ложилась спать голодной. К концу каждого дня спина адски ныла от постоянных покачиваний верблюда, а то место, на котором она сидела, затекало и было все в синяках. Она попыталась научиться ездить, встав на колени и ухватившись за горб, как это делали бедуины, но вскоре поняла, что к подобной позе нужно привыкать с малолетства. Мод временами пробовала идти рядом с верблюдом, но легче от этого не становилось, поскольку ее ноги совсем ослабели – от скудной диеты она их едва волочила. Губы трескались от сухого жара, и она мучилась жаждой с момента, когда просыпалась, до самого отхода ко сну. Бедуины же, казалось, не больше нуждались в отдыхе, чем в еде или питье, и болтали допоздна, не давая ей спать. Однажды ночью ей пришлось укусить себя за язык, чтобы не выскочить из палатки и не потребовать тишины после того, как разговор, продолжавшийся второй час, пошел по новому кругу. Бедуины спорили, насколько привлекательны для разбойников их верблюды: старые они или молодые, толстые или тощие, идут с большим грузом или скорей налегке. Вскоре она поняла, что единственный способ смириться с происходящим – это вставить его в воображаемое письмо к Натаниэлю.
Ее глаза постоянно слезились из-за неослабевающего сияния бездонного неба, солнечный свет отражался от невысоких белых песчаных дюн, которые они пересекали. После двух дней, в течение которых она то и дело принималась тереть веки, – при этом всякий раз в глаза попадал песок – Мод уговорили позволить Халиду подвести их кóлем[142]
, употребляемым для этой цели всеми его товарищами. Каждый из бедуинов носил с собой металлический тюбик, наполненный этой традиционной арабской краской для век, заткнутый палочкой вместо колпачка. Халид резко провел ею вдоль нижнего края каждого глаза, и Мод ожесточенно заморгала от возникшей рези. Ей показалось, что глаза наполнил горячий сухой песок. Но когда это ощущение ослабло и Мод привыкла к нему, она обнаружила, что свет уже не так режет глаза. В тот день они увидели другую группу бедуинов на вершине холма прямо перед собой. Халид пристально вглядывался в незваных гостей, в то время как остальные его товарищи сгрудились вокруг него. Потом он спешился, присел и бросил горсть песка в воздух, сообщая о своих мирных намерениях, а когда ему не ответили тем же, что-то мрачно буркнул себе под нос. Чужаки просто смотрели на них, и Мод ощутила холодок, когда ее бедуины взяли в руки винтовки и тоже стали бросать на врагов решительные взгляды.– Разбойники? – спросила она у Саида, стоящего рядом.
Старик кивнул:
– Они не из племени бейт-катир. Рашиды, наверное. Они в меньшинстве и не нападут днем, однако ночью нам придется смотреть в оба.
Та ночь выдалась тревожной и бессонной. Когда один из верблюдов подал голос, бедуины похватали винтовки и в одно мгновение вскочили на ноги. Другие путники, которых они встречали, были более дружелюбны, останавливались поболтать и вели длиннейшие разговоры, ужасно злившие Мод, пока та не поняла, что люди попросту обмениваются новостями о местах выпаса для верблюдов и о разбойниках, промышляющих поблизости. Потом они потеряли почти целый день езды, когда были вынуждены укрыться от сильного ветра. Сперва ненастье не казалось угрожающим, и Мод пробовала убедить своих людей двигаться дальше, но все было зря. Те уложили верблюдов, устроились за ними с подветренной стороны и обмотали лица куфиями. Гарун и Маджид, выбиваясь из сил, пытались поставить палатки под нарастающим напором бури, а Мод стояла спиной к ветру и словно зачарованная смотрела, как перемещается песок – ручейками, волнами и странными завитками, похожими на струйки дыма. Песчинки жалили все открытые участки кожи и застревали в ней. Буря не позволяла говорить, да и смотреть становилось все труднее. Мод жалела, что не может это зарисовать – то, как придают ветру объем и форму потоки песка. К тому времени, как ее силой увели в палатку, она была облеплена им с головы до ног и в ушах звенело.