Джоан сняла абайю, никаб и слаксы. Длинная сорочка доходила ей до середины бедра. К тому же она была сшита из легкого батиста и быстро сохла. Поэтому девушка прямо в ней залезла в фаладж, задыхаясь в ледяной воде. Она запустила пальцы в волосы и поскребла голову, вычесывая пыль и грязь. Затем сделала большой глоток и почувствовала, что проснулась, причем проснулась полностью, впервые за несколько дней. Эта вода определенно была какой-то особенной. Она заставила Салима улыбнуться – даже притом что его окружали разбомбленные дома родного селения. И она заставила Джоан махнуть рукой на будущее – как на то, которое она оставила в Маскате, так и на другое, неведомое, которое ждало ее впереди. Она решила не строить никаких планов, а просто смотреть, что произойдет, и все. Это было похоже на освобождение. Вокруг нее метались косяки маленьких серебристых рыбок, заставивших вспомнить об утверждении Чарли Эллиота, будто одна из таких украла его бритву. Рыбки так настойчиво тыкались ртами в ее руки и ноги, что Джоан наконец поверила Чарли и поймала себя на желании поскорей ему об этом сообщить. Ей захотелось ответить на его записку – по крайней мере, чтобы заверить, что его извинения приняты. Лежа в воде на спине и гребя руками против течения, Джоан смотрела на пустой склон горы и думала о коже Салима на его обнаженном торсе. Джоан обратила внимание на шрамы на ребрах, на выступающие лопатки с мускулами, крепкими, точно кости… Но все-таки что-то было странным, не таким, как она ожидала, хотя до этого момента сама не знала, чего именно ожидала… Она никак не могла разобраться, в чем дело.
Джоан опять надела абайю и слаксы, а затем сняла сорочку и повесила ее сушиться на нижние ветки дерева. Погода портилась. На небе появилось множество темных кучевых облаков, и ветер донес несколько холодных капель дождя. Она поежилась. Теперь, когда солнце спряталось, горы выглядели мрачными, такими же мертвыми, как деревня.
– Даниэль рассказывал мне про дожди, которые иногда здесь случаются. За час или два выпадает годовая норма осадков, – сказала Джоан, садясь рядом с Салимом под обломком крыши, накрывающим сохранившийся угол того, что некогда было чьим-то домом, и пытаясь вытереть никабом мокрые волосы.
– Так и есть. Правда, годовая норма в здешних местах меньше той, к которой ты привыкла, но все равно выходит много. Это случается. Вода хлещет с гор, как кровь из свежей раны. Внезапно вади наполняются бурными потоками, которые высыхают несколько часов спустя.
Они проспали бóльшую часть дня. Один раз Джоан проснулась от звуков молитвы. Салим тихо шептал непонятные ей слова, и мелкие камешки слегка поскрипывали под его коленями. Некоторое время она наблюдала за его лицом – глаза были закрыты, все внимание обращено внутрь и ввысь, к Богу. Серый свет уже угасал, когда она снова проснулась и обнаружила, что Салим сидит на фундаменте разрушенного дома невдалеке от нее и чистит винтовку. Голодная и окоченевшая от холода, она снова прислушалась к звукам, которые ее разбудили. Чьи-то шаркающие шаги, стук упавшего камня… Она охнула и резко села, выпрямившись, но Салим посмотрел на нее и улыбнулся. Потом он крикнул что-то на арабском, ему ответили, и Джоан расслабилась. Нашарив никаб, она быстро его надела. Группа из шести мужчин окружила Салима. Они ухмылялись, поглаживали его плечи, обнимали. Джоан смотрела на эту встречу друзей с опаской.
– Это мой кузен Билал! – крикнул ей Салим через плечо. – Я сказал ему, что он ходит так шумно, что разбудил девушку, измученную долгой дорогой. Лишь по воле Всевышнего его еще не подстрелили.
– Мы наблюдали за вами в течение двух дней, брат. Я могу ходить тихо, когда это необходимо, – ответил Билал на английском с ужасным акцентом.
Он был низеньким и худым, с кошачьими скулами и острым подбородком.
– Когда Мод учила меня говорить по-английски, он сидел под дверью и слушал, – пояснил Салим. – Ты можешь снять никаб, если хочешь. У меня нет секретов от этих людей. Они мои братья.
Джоан сделала, как он сказал, и мужчины уставились на нее.
Салим улыбнулся, и она догадалась, что ему хотелось их удивить.
– Рада познакомиться с вами, Билал, – проговорила она так спокойно, как смогла. – И со всеми остальными, разумеется, тоже.
Их торопливая арабская речь не утихала еще довольно долго. Потом они вернулись к дому с частично сохранившейся крышей и расстелили на свободном от обломков месте кусок полотна. Вслед за этим разожгли огонь, сварили кофе, раздали финики.
– Я рассказал им, как ты помогла мне бежать и как я, чтобы не остаться в долгу, спас тебя от брака, которого ты не хотела, – объяснил Салим девушке. – Теперь они хотят знать, следует ли относиться к тебе как к моей невесте, или ты уже стала моей наложницей.
– И что вы им сказали? – спросила она.
Салим посмотрел на нее через огонь, и желтоватое пламя костра отразилось в его глазах.