– Я сказал им, что ты вольна поступать как хочешь. Правда, они не совсем это поняли. Они не знают, как живут люди там, откуда ты приехала. Хасан бен-Алтаф сказал, что о вкусах неверных не спорят. – Он улыбнулся. – Но не волнуйся. Я за тебя поручился, и теперь ты можешь рассчитывать на их защиту так, словно ты моя родственница. Друзья знают о моих необычных связях.
– Друзья знают, что он сам необычный человек, – со смешком поправил его Билал.
Разговор снова пошел на арабском. Джоан тихо сидела, отхлебывая кофе, и наблюдала за оживленными лицами новых знакомых, радующихся тому, что их командир снова с ними. Она решила, что Салим ничего не рассказал им ни о Даниэле, ни о Чарли, – впрочем, о последнем он ничего и не знал. Ее друг и ее брат были в стане врага. Врага, уничтожившего ту самую деревню, в которой они сидели, и стремящегося подчинить этих людей. Она пробовала вообразить, как эти жизнерадостные мужчины расправляются с ее братом, пыталась представить, как Даниэль убивает их. В этом не было никакого смысла. У одного из бойцов имама были седые усы и впалые щеки. Он явно успел стать чьим-то дедом. Его глаза возвращались к ней снова и снова. Взгляд этого человека был не осуждающим, а только оценивающим, словно он пытался понять, что она собой представляет, отчего ее волосы острижены, как у мальчика, а лицо открыто. Позже, когда огонь погас и взошла луна, мужчины ушли.
– Почему они не остались спать здесь? – спросила Джоан.
– Потому что здесь ты, – сказал Салим просто. – Это было бы неприлично.
– О!
– Отдыхай. Перед рассветом мы отправимся в Мисфат.
– Вашего друга зовут Хасан бен-Алтаф. «Бен» означает «сын», не так ли? Но я думала, что Алтаф – женское имя? Я в этом уверена: одного из слуг в представительстве зовут бен-Алтаф.
– Да. В некоторых племенах человек получает в качестве отчества имя матери, а не отца. Этот обычай действует в его деревне, как и во многих других в здешней местности.
– Если Билал ваш брат, это значит, что у вас здесь есть и другие родственники? Тетки? Дядья?
– Он мой брат, потому что мы росли вместе. Мы не связаны кровными узами. И ты задаешь слишком много вопросов, Джоан. Лучше отдохни. Мы в безопасности. Наши люди охраняют подходы к деревне.
Джоан легла возле тлеющих углей, укрылась холстиной, свернулась, не снимая абайи, калачиком и уснула, вдыхая запах дыма и собственных влажных волос.
Деревня Мисфат-аль-Абрин была построена на склоне горы, и ее окружали террасы, покрытые пышной растительностью. Между домами в разных направлениях бежали узкие улочки и каменные лестницы, вдоль которых пролегало извилистое русло фаладжа – каменного желоба, обросшего внутри зеленой бахромой водорослей, с различными ответвлениями и отводами, снабжающими водой все селение. Когда они шли, блестящие лягушки выпрыгивали из-под ног и теплые лучи зимнего солнца становились зелеными, просвечивая сквозь листву пальм, фиговых деревьев, гранатов и лимонов. Еще там цвели желто-белые плюмерии, а также розовые бугенвиллеи, ярче которых она не видела ничего в жизни, если не считать одеяний индианок, живущих в Маскате. Она услышала где-то рядом детский смех. Салим обернулся, чтобы увидеть выражение ее лица, и улыбнулся.
– Разве это не рай? – спросил Салим. И он был прав, хотя все встречные женщины по-прежнему были в никабах, а мужчины, которых она видела, были либо хромыми, либо старыми. Здоровые и молодые поднялись еще выше в горы и жили в пещерах, воюя за имама. – Мы отправимся в дом матери Билала. Там ты сможешь остаться, если захочешь.
– Надолго?
– У меня нет для тебя ответов, Джоан, и нет указаний. Отсюда я должен пойти дальше и сражаться вместе с моими братьями.
– Но вы ведь вернетесь, не так ли? Вернетесь и возьмете меня на плато?
– Я постараюсь. Когда война закончится, я буду жить здесь. Если Зеленая Гора падет, я паду вместе с ней. В Джалали я не вернусь.
– Конечно, – проговорила Джоан. – Я понимаю.
– Ты сожалеешь о своем выборе? Хочешь вернуться в Маскат?
– Нет, дело не в том. Просто… что, если… в общем, я не знаю, чем здесь заняться? Не знаю, что мне
– Джоан, – сказал он, пристально глядя на нее и качая головой, – я ничего не могу тебе посоветовать. Я тебе не отец и не брат. Ты ждешь, чтобы я занял их место, и смотришь на меня именно так, верно? – Он замолчал, и Джоан ничего не ответила. – Хотел бы я знать, – продолжил он негромко, – сумеешь ли ты когда-нибудь смотреть на меня по-иному? – Вопрос застал ее врасплох, и она молчала, не зная, что ответить. Салим на мгновение пристально посмотрел ей в глаза, словно ища там чего-то. Затем он нахмурился и отвел взгляд. – Ты помогла мне вернуть свободу, и я сделал то же самое для тебя. Сейчас я больше ничем не могу помочь, – проговорил он.
Джоан кивнула. Ощущение, что он снял с себя ответственность, было ей знакомо. Когда-то Даниэль заставил ее чувствовать то же самое.
– Что, если сюда придут солдаты султана? – спросила она.
– Если это произойдет, просто надень никаб. Тебе позволят уйти вместе с другими женщинами.