Девушка кормившая чаек (СИ)

Янек учится на повара в Университете Вюрцбурга, где преподавание идет на английском, а в свободное время усиленно изучает немецкий. Он уж точно знает о белковых омлетах больше, чем этот кретин в пиджаке. И гораздо лучше говорит по-английски. Но, с гостями Янек соблюдает субординацию.

— Да, — отвечает он с достоинством дворецкого, который обращается к лорду. — Да, сэ-э-эр.

В очереди похрюкивают, но Сэр не ведет и ухом.

— Сколько времени это у вас займет? — интересуется он, словно бы невзначай поглядывая на платиновый «ролекс» и зависает, держа рукав. Чтобы на его «ролекс» могли взглянуть все.

— Ровно восемь минут, сэр, — рапортует Янек и очередь, кто поближе, уже не выдержав, начинает дружно... нет, не смеяться! Ржать.

Адвокат оглядывается по сторонам. Если бы он не так сильно задирал свой нос, то по реакции окружающих догадался бы насколько смешон в своих попытках казаться величественным. Но он не догадывается. А если что-то и замечает, то истолковывает как зависть грубой и бестолковой черни.

— Доброе утро! — говорит он мне и Янеку это совсем не нравится. — Вы не передумали?.. Насчет прогулки на яхте?

— Персоналу запрещено встречаться с гостями.

— А когда я съеду?..

Я делаю лицо Джессики, которая занимается сексом и отхожу в сторону. Даже если безумие у меня в крови, ему придется подождать, пока я «съеду».

— О, господи! — шелестит Мария, проходя мимо. — Сколько можно?! Когда эта слащавая лицемерка уймется?

За нею, тряся боками несется Лона. Я торможу, чтобы она успела схватить тарелки и поровняться со мной.

— Адина? — спрашиваю я.

— Хуже! Фон Штрассенберг, — шепчет Лона.

— Пол сменил?

На губах, сама собой, вспыхивает торжествующая улыбка. Значит, он не уехал!

На кухне очередная маленькая трагедия.

— Снова! — восклицает Адина только для нас. — Он снова здесь!

И опять переходит на литовский язык.

Размахивает руками и голосит, как плакальщица. Ее буквально штормит и это неподдельное возбуждение передается по цепочке всем нам. Все вокруг начинают что-то бурно и яростно обсуждать. А мы стоим, не понимая ни слова. В этом есть ужасная несправедливость: когда говорим мы с Лоной, нас понимают все.

— В чем дело? — спрашиваю я в пустоту. — Он больше ее не хочет?

Кто-то ухмыляется, кто-то смеется. Адина подозрительно быстро прекращает рыдать. Я похлопываю ее по худенькому плечику:

— Знаешь что? Если он снова тебя потребует, я вызовусь добровольцем. Как Китнес в «Голодных играх».

— Ты не в его вкусе, — говорит Лона, подпирая руками грудь. — Ты не похожа на мальчика.

В ответ следует драматический залп литовских ругательств и экспрессивный американский жест. И все ржут в голос, кроме меня и Адины. Опомнившись, я тоже, без всякого веселья, смеюсь.

— Хватит, — обрезает Мария. — Работать, девочки, а ты, Сахарок, держись от него подальше.

То же самое говорил и Ральф. И я подозрительно смотрю на Марию. До меня даже не сразу доходит, что она называла меня «сахарок».

— Идем! — шепчет Лона и в зале, пока мы с ней в четыре руки меняем скатерти на освободившемся столике, рассказывает, глотая слова. — В прошлом году, когда он вот так неожиданно объявился, уволили половину смены. Знаешь за что? Ему, видишь ли, не понравилось, что об него «обтирались, — цитирую, — потными, пропахшими дешевой синтетикой сиськами». Кому он нужен, чтобы об него обтираться?..

— Мне.

— Ты просто молодая еще! Ты знаешь, как я люблю жесткий секс? — Лона делает паузу, выпятив грудь, лежащую на круглом пузике.

Готова поспорить, она на самом деле так думает. Но еще больше я бы поставила бы на то, что Лона еще ни разу не занималась сексом. Вообще. Никаким. Единственным обнаженным мужчиной, которого она видела, был труп торговца наркотиками. Его выбросило на берег в прошлом году.

— ...так вот, даже я тебе говорю: фон Штрассенберг — болен. Он знаешь как занимается сексом? Ждет, пока у него встанет, затем швыряет женщину на кровать и насилует. Его до сих пор не посадили за изнасилование лишь потому, что женщины предпочитают брать деньги.

— Ты его ругаешь, или рекламируешь? — уточняю я, внезапно охрипнув.

В памяти оживают могучие бицепсы, стальные ядра груди и теплая сухая ладонь, когда Филипп вдруг вспомнил о том, что его учили манерам и помог мне взобраться на валуны. Если бы он бросил меня на песок, я отдалась бы, крича, как чайка.

— Что он сделал Адине?

— Ха! — хмыкает Лона, зыркая по сторонам. — Он ее чуть надвое не порвал своим членом. Потом дал пятьсот евро и сказал, что если ему захочется трахать труп, он свою жену откопает.

Проходившая мимо Наташа фыркает, безошибочно уловив о чем речь.

— Сама же искала садиста и доминанта. Вот, нашла.

— Что бы ты понимала?! — вскидывается Лона. — Она нормальных отношений искала, а не вот это вот!

— Нормальные отношения бывают с нормальными. Скажите спасибо, что не убил и не искалечил. Жену его видели? Бегает тут, в ночнушке... Папочку кличет.

Я краснею, мучительно, до ушей. Но девчонки целиком поглощены разговором.

— Если мужчина влюбится, то ему неважно, что девушка — бедная. Главное — любовь. Вот Кристиан...