Филипп демонстрирует ту же выдержку. Видно: он не стыдится за свою нелепую ложь. Он — выше этого, как и подобает аристократу.
— Как погода в Гамбурге? — спрашиваю я, опуская поднос.
И тут господин граф неожиданно вздрагивает. Чуть слышно вздыхает, словно его ударили под солнечное сплетение. Вскинув голову, он широко распахивает глаза.
— Ты!
И я понимаю, что в первый миг, когда я только вошла, Филипп попросту не узнал меня! Мы виделись в предрассветном мраке, да и не так уж пристально он смотрел на мое лицо. Вот и сейчас его взгляд сам собой погружается в вырез блузки.
— У тебя яйца кирпичные! — говорит он чуть ли не с восхищением, наконец взглянув мне в глаза.
— Я девушка, — сообщаю я заговорщицки. — У нас яиц вообще нет.
Хофман, подлая лысеющая рыжая крыса, решает выслужиться.
— Я вижу, вы двое знакомы...
Я встаю лицом к нему и хозяйски обнимаю Филиппа за плечи.
— Он — мой жених.
— Кажется, тебе надоело работать здесь, — произносит тот.
— До чертиков! — я плюхаюсь к Филиппу на колени и обхватив за шею, шепчу в приоткрывшийся от изумления рот. — Уволь меня.
Уже ясно, что завтра, когда здесь объявится Ральф, я буду уволена. Может статься, что если меня уволит Филипп, сегодня, — и к лучшему. Тогда я буду невинной жертвой. Ральф может быть, расчувствуется, поднимет меня с пола и заберет к себе.
Целибат не отменят; Ральф никогда не женится; рассвет меня не убьет... И до скончания века я смогу спать на бархатной подушечке у его дверей.
— Я тебе уже говорила, как мне нравятся большие и грубые парни, вроде тебя? — уточняю я у Филиппа.
Хофман хлопает глазами.
— Э-э, — говорит он, не зная, что еще говорить. — Э-э-э...
Филипп улыбается, словно тигр, который когтем пытается выковырять больной зуб.
— Уволить, — говорит он, снимая мою руку с плеча и довольно грубо спихивает меня со своих колен. Но его рука на миг дольше необходимого задерживается на моем бедре. — На хер!..
— Отшлепаешь?
Его улыбка медленно переходит в оскал. На этот раз он действительно в бешенстве и уже не может этого скрыть.
— Э-э-э, — блеет Хофман, краснея и заикаясь. Рискуя жизнью, оттаскивает меня в сторону, чтобы Филипп, если решит мне врезать, не сразу достал, — Филипп, Ральф дал конкретные инструкции по ее поводу.
Краем глаза я вижу, как в зрачках Филипп взрывается мозг. А может быть, это мой собственный мозг взрывается и я лишь отражение вижу в его глазах? Шутки кончились. Я стою, готовая рухнуть в обморок.
— Как же он задолбал!.. — говорит Филипп.
Глава 3
«БРАЧНЫЕ ИГРИЩА ЛЮДОЕДОВ»
Филипп торчит там уже минут десять, кого-то ждет.
— Что он там делает? — спрашивает Лона, рассчесывая мокрые волосы, пока я сушу свои.
Собираемся лечь поспать до вечерней смены. Мы тут все живем, как врачи «скорой помощи». Спим, когда удается. А если не удается, то вообще не спим.
Час дня. Парапет. Все точно. Неужели, он правда думает, я буду там? Может, правда, сходить?
— Ждет меня, чтобы подарить Макбук. Или сначала, он должен объяснить мне, что он убийца и мы не должны быть вместе?..
— Чег-о-о?!
— В сентябре у людоедов начинаются брачные игры... Самец начинает ритуал, уволив приглянувшуюся самку. Если в бой не вступает другой самец, то самка пожирается сразу после сношения. А если вступает, самка может позволить себе легкий незатейливый выпендреж...
Я откидываю простыню и забираюсь в постель. Завожу будильник на пять часов. Лона косится на мой будильник, словно на драконье яйцо.
— Если ты в самом деле сестра Дитриха, то почему у тебя даже мобилки нет?
— Я не его сестра. Я его жена. Бывшая.
— Ха-ха, — передразнивает Лона. — Дитрих — священник!
— Тебя не обманешь. Мы жили во грехе...
— Серьезно!
Я знаю, что Лона все равно не отстанет. В Инквизиции ей бы не было равных. Поэтому, поковырявшись в уме, пытаюсь обойтись малой кровью.
— Ладно... Только не говори никому.
Радостно прижав ушки к черепу, Лона кивает. Так искренне, словно на самом деле ни слова не передаст. Даже пальцами проводит вдоль губ, словно застегивая рот на замок.
— Он на двенадцать лет старше и прессует меня по полной. Ну, ты знаешь, какой он...
Она кивает, покрутив пальцем у виска и подносит его ко рту, изображая рвоту. Я вспоминаю, что у Ральфа здесь совсем не та репутация, что в Гео. Там готовы были памятную плиту установить в его честь. Здесь, в Гремице, готовы скинуться на могильную. Положа руку на сердце, я не могу сказать, что не стану скидываться.
Как только этот ублюдок разблокирует мои карты!
От одной мысли, что он все знал, у меня опять взрываются нервные клетки. А я-то думала, что именно у себя под носом, он ни за что не станет меня искать! Так, по крайней мере, уверяла Лизель.
Надо было послушаться ее в мае и дать ему время остыть. Или, по крайней мере, не полагаться так слепо на электронные платежи и на всякий случай иметь в кошельке наличные.
— Ну, в общем, он со мной тоже — ТАКОЙ, — я дергаю плечом. — Когда я попросила купить мне айфон, знаешь что он купил? Какую-то херню с кнопками за сто евро и, — я приподнимаю палец, — ты не поверишь! Акции Apple.