Девушка кормившая чаек (СИ)

— На твою жену — не плевать, — говорю я упрямо.

— Серьезно? В ней килограммов тридцать и ее приходится кормить внутривенно. Это по-немецки называется «не плевать»? Даже врачи не могут понять, каким образом, она до сих пор жива.

По мне, так Джессика до сих пор жива по одной причине: Филипп хреново бегает. Но я не решаюсь сказать ему об этом в лицо. Боюсь получить по морде.

В голове проносится призрачное видение. Наш дом в Герольцхофене. Ярко горит камин. Перед ним, держа у бедра пакет с физраствором, сидит в кресле Ральф. У его ног, на диванной подушке — высохшее до костей тело. Рука в руке. Игла в вене. Тонкая прозрачная трубка, по которой в ее вены стекает жизнь. И свет в запавших глазах. Удивительный яркий свет.

Филипп раскручивает пустую чашку. На ее призывное дребезжание, несется Малика. Соседка Адины по комнате. Ее форменная блузка распахнута чуть ли не до пупа и она всеми силами пытается заманить в разрез взгляд Филиппа.

Он смотрит. И лицо делается таким, словно между ее грудей расплющило крысу. Я не могу удержаться от смеха. Съешь, сучка! Не все официантки одинаково привлекательны.

— Я не понял, — вполголоса рявкает он. — Мы перешли на формат стрипклуба?! Нет? Тогда застегнитесь!

Она буквально белеет от ненависти. Но не к нему, ко мне. Начинает застегиваться, не сводя с меня пылающих глаз. Я молча пью принесенную из номера минералку. Да и почему я должна что-то говорить? Малика сама нарушила негласный женский закон: пытается оторвать кусок от моей добычи. Так поступают чайки. И как чайка она должна быть готова получить по голове острым клювом.

— Не здесь! — рычит он. — На кухне!

Проводив Малику ненавидящим взглядом, он вонзает его в меня.

— Тебя это тоже касается! — видимо, одной жертвы Филиппу мало. — Еще раз увижу в таком виде, как утром — уволю.

— Ты меня еще утром уволил, — напоминаю я.

— Я просто пошутил. Хотел показать тебе, каким могу быть... грубым.

Он усмехается, прижав подбородок к груди.

— Сколько тебе платил Ральф?

Где-то по краю сознания, вновь шатается мысль: а ведь он понятия не имеет, кто я такая. Но за ней табунами идут другие: сколько всего любовниц у Ральфа, если Филипп не может сложить два и два. Какой же дурою я была, считая себя второй!..

— Я с ним спала по любви.

Филипп в упор рассматривает меня. Как на невольничьем рынке.

— Так понимаю, меня ты уже полюбить не сможешь... Грудь своя?

— Нет, — говорю я с вызовом, но эмоций — ноль.

— Шрамы большие?

— Нет.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать пять.

Невозмутимо кивнув в ответ, Филипп роняет:

— Я думал — старше.

Нечеловеческим усилием воли, я разжимаю пальцы, стиснувшие бутылку. Отстраненно спрашиваю себя: почему я все еще здесь сижу?! Ответ мне совсем не нравится. Я здесь, потому что меня все это заводит. То, как он обращается со мной. И еще — мысли о том, как он насиловал Джессику. И то, что он там сделал с Адиной... И о том, чем они там занимались в семинарии с Ральфом.

Интересно, есть ли у него хлысты и наручники?..

— Ладно, я дам тебе восемьсот. Это месячная зарплата, если не ошибаюсь. Будешь стараться, докину до тысячи, — в его глазах сверкают золотистые искорки.

Я улыбаюсь в ответ.

— Господин граф так щедр. Хотите меня прямо здесь, или сперва — еще кофе?

— Сейчас, но не здесь, — отвечает он. — У меня на яхте. Согласна?

— Ты это серьезно?

Стол протестующе вздрагивает от громкого дребезжания телефона. На экране возникает любимое лицо в какой-то непонятной гримасе. До меня даже не сразу доходит, что это — улыбка. Обычная, человеческая улыбка. Так люди улыбаются друзьям, а может, любимым... Мне Ральф никогда так не улыбался.

Вообще никогда.

Я тянусь к аппарату всем своим существом; как осиротевшая, соскочившая с орбиты Земля, стремилась бы к Солнцу. Но потом сквозь отупевшее сознание пробивается мысль: они с Филиппом друзья. Быть может, до сих пор любовники. И звонит он сейчас Филиппу. Не мне.

Просто совпадение.

Внутренности сжимаются в ком. Филипп глядит на меня, не делая даже попытки ответить. А телефон все вибрирует, вибрирурет... Пока не переключается на автоответчик. Потом опять начинает звонить.

— Полторы, — бросает Филипп, выключив вибрацию и перевернув телефон, бросает его экраном вниз. — Мое последнее предложение.

Это яблоко на задней панели решает все.

— Хорошо, — отвечаю я. — Идем.

Глава 4

«МИРАБЕЛЛА»

— Привет, «Мирабелла», — я рассматриваю яхту, которую мне показывал в окно коротышка-сноб. Ту самую, над которой метались чайки.

— Уже была на ней? С Ральфом, я имею в виду?

— Нет, просто видела, — пораскинув умишком, я решаю, что Филиппу необязательно знать о том, что случилось утром в пентхаусе.

Но мысль о том, как лживы бывают мужчины, буром вворачивается в мозг. Пытался соблазнить меня чужой яхтой! Хорошо еще, что утром я не была в отчаянии!

С пристани «Мирабелла», выглядит еще более впечатляюще. Белоснежная, с обитыми бежевой кожей сиденьями и желтыми латунными поручнями, она словно парит над водой, касаясь ее нижней задней палубой, с которой должно быть, удобно прыгать в морские волны.