Девушка кормившая чаек (СИ)

Погода изменилась неуловимо, бесповоротно. Еще вчера светило яркое солце, а ветер гнал по небу кудрявые облачка, а к ночи все небо заволокло густыми черными тучами. Грохочет гром, небо рассекают молнии, а рассвирепевший ветер пригоршнями швыряет по стеклам дождь.

Лежа на диване, я никак не могу уснуть. Днем выспалась. Филипп тоже не спит. Я слышу, как в спальне тарахтит телевизор. Ральф требовал, чтобы в спальне осталась я, боялся, что в ночи проснусь и сбегу, но Филипп покрутил у виска и встал на мою сторону. Он с самого начала не хотел идти на диван.

Поворочавшись еще минут пять, я беру под мышку подушку и тихонечко стучусь в закрытую дверь спальни. Телевизор умолкает.

— В чем дело?

Я толкаю дверь и просовываю нос в комнату.

— Можно к тебе? — спрашиваю я, переминаясь с ноги на ногу.

Филипп приподнимается на локте и простыня сползает, обнажая его по пояс. Экран работающего телевизора отбрасывает разноцветные блики на его кожу.

— Вот поэтому, — сообщает он мрачно, — я никогда не хотел детей.

Часы над его головой показывают полночь. Я молча хлопаю дверью. За большими панорамными стеклами, по терассе, грохочет вода. Прижавшись лбом к ледяному стеклу, я мрачно рассматриваю мраморный пол. Дождь хлещет по стекляной столешнице и неубранным стульям. Молния то и дело выхватывает из темноты декоративные пальмы, стоящие у самых перил. Их мокрые, длинные, словно лакированные листья, трепещут под ветром.

И вновь, как всегда в грозу накатывает тоска и безудержное желание покончить с собой.

Ральф ясно выразился на яхте. Филипп — в «люксе». Так что изменится, если я открою стеклянную дверь, пересеку веранду и без лишних истерик пересеку черту? Будет ли «дзинь» об устеленную серо-черными плитами мостовую, или я шмякнусь в песок, как тряпичная кукла? Дверь спальни приоткрывается. Может, Хадиб намекнул Филиппу, что я склонна к мелодраматике и он решил поступиться своими принципами; не наживать проблем? Кто ему поверит, что я выбросилась с балкона из-за того, что он не позволил мне смотреть телевизор?

— Вив? — Филипп встает в проеме. — Хватит. Мы все знаем, что у тебя кишка тонка это сделать. Так что хватит ломать трагедию. Ложись спать.

— Я боюсь грозы, — отвечаю я, еле слышно. — Просто боюсь грозы...

Он вздыхает, маясь, как слон на отдыхе.

— Ты вернулась к Ральфу!

— Потому что ты меня выставил.

Глава 3

«ЗАВТРАК НА ТРОИХ»

Лифт носится взад-вперед, словно одержим дьяволом и у меня нет ни малейшего желания его дожидаться. Поплотнее укутавшись в кардиган, я спускаюсь по лестнице в ресторан. Филипп уже ушел. Вскочил и умчался в темно-серый рассвет.

Понятия не имею, где он, да и не особенно хочу знать.

— Привет! — говорит Адина.

Таким тоном, словно мой приход сделал ее счастливой. Но не успеваю я спросить, не вреден ли Адине кухонный чад при закрытых окнах, как она хватает меня под локоть

— Пойдем! Я провожу тебя к столику!

Адина тащит меня через весь зал, который непривычно полон. Из-за непогоды на веранду сегодня не выйти, все в зале. И все же, она находит мне столик. Прямо напротив буфета с закусками и улыбается: разрыдайся, сука. Возле буфета с холодными закусками стоит Филипп и что-то выговаривает Марии, указывая в сторону красной рыбы, щедро припудренной мелко нарезанным укропом.

— И? — спрашиваю я и фыркнув со смеху, но тут же закрываю ладошкой рот, пока смысл моего веселья не дошел до остальных гостей. — Ты хочешь сказать, что я так ему надоела, что он решил покончить с собой?

— Ты что, не врубаешься? — вопит Адина яростным шепотом. — Да посмотри ты внимательно!

Я смотрю, хотя и не понимаю зачем. Я знаю, что это за рыба и почему ее так обильно маскируют под специями, но Адина беснуется, дергая меня за рукав: и лишь тогда я вижу в двух шагах от Филиппа женщину. Ульрике.

— О, господи, — говорю я, оценив идею. — Я должна его к ней приревновать?

Она поджимает губы. Всем видом дает понять, что я — скотина неблагодарная.

— Дело не в ревности, — отвечает Адина, притормаживая на миг, чтобы взять со стола кофейник. — Эта рухлядь клеится к твоему мужику. Ты — одна из нас. По крайней мере, была. Я хочу сказать, что мы все на твоей стороне. Даже я.

— Спасибо! — говорю я, не зная, с чего они вообще решили, будто бы их поддержка что-то изменит. — Мне сразу стало намного легче. Прям не знаю, как не расплакаться.

— Ты, сука, Дитрих! — сообщает Адина. — Но знаешь в чем прикол? Тебе все вернется.

— Погоди, — говорю я, усовестившись. — Извини. Можно кое-что у тебя спросить?

Подумав, Адина кивает.

— Какое у вас было стоп-слово? — спрашиваю я.

Он так смотрит, словно я спросила, не планировали ли они с Филиппом детей.

— Что?

— Забудь, — я вздыхаю и поворачиваюсь к буфету. — Спасибо за столик.