Девушка кормившая чаек (СИ)

— Ты никуда не пойдешь, — шепчет Ральф. — Ты сейчас отправишься в свою комнату, сделаешь все, чтобы снять отек до прихода парикмахерши и всю ночь будешь танцевать, как гребанная Русалочка на свадьбе своего Принца. Иначе, клянусь, я тебе ноги переломаю.

— А кто из вас двоих — Принц? — спрашиваю я преданно.

До ног он еще дойдет... Но если не прекратит так скрипеть зубами, они сломаются и осколками попадают на пол. Как разбитое стекло из оконной рамы. Не в силах просто так выдержать, никого не убив, Ральф неосознанно хватает яблоко и так сжимает, что лопается кожица.

Я молча втягиваю воздух. О, эти яблоки! Их аромат наполняет комнату и я чувствую, как под платьем сжимаются в тугие комочки соски. Веки Ральфа чуть вздрагивают и он отводит глаза. Он действительно ничего не помнит. Просто запах яблок, просто еще один сентябрьский день.

— Ты этого не помнишь, — говорю я Ральфу, — но когда мы в первый раз занимались сексом, в гостиной вот так же пахло яблоками. И кофе. И ты был пьян. Ты спросил меня, буду ли я любить тебя, когда стану взрослой. И я ответила, что буду любить тебя, пока не умру.

Он снова стискивает зубы; предательская влага серебряной пленкой затягивает взгляд.

— Зачем ты это сделала, Ви? Зачем?..

— Чтобы освободить тебя.

Ральф качает головой и кривится. Как тогда, в подвале, когда я сказала ему, что избавлю его от Джессики. Он шагает ко мне навстречу. Чистый, ничем не стесненный порыв. Прижимает к себе, обхватив ладонью за шею и я в последний раз прижимаюсь щекой к подрагивающему плечу.

— Я должен ехать, — шепчет Ральф. — Прошу тебя. Прошу, не делай глупостей больше.

Я киваю. Последний взгляд, последний поцелуй. Если епископ пытается отбросить коньки, требуется, чтобы присутствовали оба секретаря. Ральф собирается сесть на самолет в Нюрнберге. Филипп — удостовериться, что я ничего не вытворю.

Не знаю, чего они так боятся? Что я подсыплю в жаркое крысиный яд? Я разжимаю руки и отвожу их за спину.

— Я люблю тебя! — шепчет Ральф, держа в ладонях мое лицо. – Я вернусь... Обещаю тебе, Верена. Я добьюсь перевода назад в Баварию. Я вернусь к тебе.

Почти умоляюще, словно пытаясь напитать меня своей верой. Я молча киваю и распятая на скулах улыбка слегка дрожит. Ральф поднимает голову, чтобы посмотреть на Филиппа.

— Если Джессика вдруг объявится, — говорит он в тысячный раз и сладкий запах греха превращается в серную вонь Ада.

Джессика. Вот и все, что его волнует. Всегда только Джессика. Я наклоняю голову и плотно закрываю глаза.

***

На подъездной дорожке уже слышны голоса. Я с трудом отрываюсь от зеркала. Ральф был прав: в этом что-то есть. Филипп смотрит, как завороженный.

— Как кровь на снегу, — говорит он, делая попытку коснуться пальцем алой, в цвет платья, помады.

Я отдергиваю голову. Что за циничная сволочь? Неужели, не может спокойно выиграть и сесть в углу со своим трофеем? Обязательно лезть ко мне?

— Ты на самом деле такая белая, или это такая краска для волос?

— Я поседела от горя!

На этот раз он принимает меня всерьез. Коротко кивнув, отступает. Я провожу ладонями по жесткому корсетному лифу. Грудь стоит — высоко и гордо, словно два варенных яйца в подставках.

— Гости, Виви, — бормочет тетя Агата, коротко, но громко покосившись на мое платье. — Как блудница вавилонская, господи помилуй!.. Только у Лизель могло хватить ума подарить тебе подобное платье!

— Это правда, — с готовностью соглашаюсь я. — Ни у кого и толики нет ее вкуса.

— Идем, — говорит Филипп. — И помни: без фокусов, без истерик и без признаний.

Он пытается положить ладонь мне на спину, но я ускользаю. Решив, что это какая-то женская игра, Филипп закатывает глаза и знаком предлагает мне идти первой.

— Ты как Эльза из «Фроузен», — Антон с родителями и младшей сестрой, необыкновенно красивый и благоухающий парфюмерией, представляет мне свою девушку. — Свеня!

Я протягиваю ей руку; машинально что-то говорю. Даже сейчас, полностью убитая, я нахожу в себе силы взбодриться. Эта Свеня — тощее ничтожество. Мелкая и плоская... Как Джессика! Сердце больно екает, сжимаясь в груди.

Если ради таких меня все время бросают, чего тогда стою я?.. Неужели, Лона была права? И дело не только во внешности, дело еще и во внутреннем мире.

— С днем рождения, Верена! Спасибо, что пригласила! — сладким фальшивым тоном поет Свеня. Так, обычно говорят с покупателями кассирши в «Нетто».

Свеня училась не с нами и видит меня впервые. Я слышу, как она шепотом спрашивает: «Что у нее с волосами?» Негромко, но так, чтобы я слышала. А Антон, который чувствует себя идиотом и уже успел записать мою тоску на свой счет, шипит, веля ей немедля заткнуться. — Одно твое слово «согласна» и я отправляю ее домой, — чуть слышно шепчет он мне.

— Ты слишком добр, — отвечаю я, мигом развеселившись. — Но мои миллионы требуют от парня большей изобретательности!..

— Ты такая красивая сегодня, Верена! — говорит сестра Антона еще более сладко, чем Свеня или же я. — Прямо, кинозвезда! Жаль, что когда бог раздавал глаза, Антон тренировался на «короткой» воде.