Девушка по имени Йоханан Гелт

Ребята приветливо зарычали. Десяток-другой таких сторожей мог бы с легкостью заменить минимум тысячу коров-людоедов, а непроходимость этой проходной для разного рода проходимцев не посрамила бы даже штаб-квартиру бундесвера. Щелкнул замок, решетка повернулась, и мы с Призраком, миновав будку и не потеряв при этом ни одной конечности, стали подниматься по лестнице в анархистскую святая святых. На следующей площадке остановились передохнуть: мои плечи гудели от тяжести чемодана, плечи старика – от тяжести лет.

– Не те годы, дорогая Батшева, не те, – посетовал он. – Как ты сказала? Еще до Наполеона? Хе-хе… Эх, видела бы ты меня в деле лет эдак пятьдесят тому назад… Как-нибудь расскажу, если к слову придется.

– Ты тут главный?

– Нет-нет, как можно. У анархистов нет главных. Так, передаю богатый боевой опыт. Нынешняя молодежь гладко чешет языками, но совершенно не умеет стрелять, – он сокрушенно покачал головой. – А все почему? Некому обучать молодых. Ни тебе инструкторов, ни тебе тренировочных лагерей. То ли дело в мое время. Хочешь – лагерь в Ливии, хочешь – в Иордании, хочешь – в Ливане, хочешь – под Багдадом. Ну а особо отличившихся брали аж в Крым или в Балашиху. Знаешь, где Балашиха?

– Не-а.

– Вот в том-то и дело. Ничего-то вы теперь не знаете, ничему не учились. Балашиха – это под Москвой. Лучшие в мире курсы по основам конспирации, диверсиям, минированию, радиосвязи. Эх… Пошли дальше.

С грехом пополам мы добрались до следующей площадки и снова остановились.

– Слушай, Санта-Клаус, – сказала я. – Ты уж прости меня, глупую. Теперь я понимаю, почему тебе потребовалась целая неделя, чтобы спуститься ко мне. Боялся, что обратно не поднимешься?

Наверно, не стоило так издеваться над старческой немощью, но я еще не отошла от возмущения, пережитого во дворе. Призрак погрозил мне пальцем.

– Смеешься? Смейся-смейся… я не из обидчивых. Десять лет тюрьмы не слишком полезны для здоровья, но приучают не обижаться. И вообще, мы уже почти пришли. Моя комната на этом этаже. Сейчас еще рано, все спят. Потом устроим тебе экскурсию, посмотришь, куда попала. Ну а пока подождешь у меня. Пойдем.

Слова про тюрьму смутили меня еще больше. Действительно, нашла над чем смеяться, дура.

Обитель Санта-Клауса мало чем походила на кабинет начальника или командира – в полном соответствии с порядками сквота, далекими от условий городских офисов. Простой ученический стол, облезлое кресло, разнокалиберные стулья, узкая койка – все это явно было подобрано с тротуаров в процессе выселения соседних домов. Некоторым напоминанием о стритфайтерах служили прилепленные к стене карты городских улиц Мюнхена и его предместий. Личную нотку в этот спартанский антураж вносили старые черно-белые фотографии в рамках и выцветшие плакаты с красными звездами и винтовками. На столе, там, где обычно держат снимки жены и детей, стояла одна-единственная фотка с траурной ленточкой в уголке.

– Жена?

Старик отрицательно помотал головой:

– Нет. Женщина по имени Инга Вьетт. Умерла четыре месяца назад. Что удивительно, дожила до глубокой старости, как и я. В отличие от многих других. Слыхала когда-нибудь об Инге Вьетт? Ну да, откуда тебе… – он подошел к плакату со звездой, автоматом и тремя крупными белыми буквами RAF. – Это эмблема «Фракции Красной армии». А этот плакат с земным шаром – от «Движения Второго июня». Я воевал за обе эти организации, и Инга тоже. О них ты тоже, наверно, не слыхала?

– Нет, не доводилось.

Он усмехнулся и погладил изображенный на плакате автомат.

– Наше любимое оружие. Машинэн-пистолэ-пять, пистолет-пулемет фирмы «Хеклер и Кох». А Инга… Инга была очень похожа на тебя. Не внешне, а по жизни. Мамаша-наркоманка – родила и бросила. Приемная семья. В двенадцать лет изнасилована соседом. Попытка самоубийства. Сбежала из дома в пятнадцать. Ну, что ты на меня так смотришь? Думаешь, не знаю, что никакая ты не анархистка?

– Эм-м… – только и смогла промычать я.

– Неделя – достаточный срок, чтобы навести о тебе справки у наших людей в Палестине, – в прежнем спокойном тоне продолжал Призрак. – Ты ведь не просто так нанялась в помощницы Нисангеймеру, верно? Скорее всего, ты же его и убрала, потому что явно хочешь перехватить выгодный бизнес. За этим и приехала. Не знаю, с какими бандитами ты работаешь, знаю только, что ваш интерес – деньги. Деньги, а не идеология. Знаю также, что за вами сила. Вон как вы знатно посекли бедуинов… Я прав? Ну, что ты молчишь? Не бойся, тут никто тебя не осудит. Передел территории – нормальное дело. Ты не анархистка, ты разбойница. И это устраивает меня намного больше.

– Но… почему…

Он вздохнул и, подойдя к грубо сколоченной дощатой этажерке, вытащил оттуда потрепанную книгу.

– Почему-почему… Наш первый главный учитель, родом из России, как-то написал… – старик поднял на меня глаза. – Ты, вообще, знаешь хоть одно имя?

– Чье?

Он вздохнул еще безнадежней:

– Теоретиков анархизма. Хоть бы почитала что-нибудь, перед тем как ехать…

– Знаю… – робко проговорила я. – Карподкин.