– Река потечет, как текла раньше! – с готовностью первой ученицы отрапортовала я.
– Вот именно! – одобрительно воскликнул Санта-Клаус. – Потечет, как текла раньше, причем сама собой! Сама собой! Так и наша анархистская революция: взрыв плотин, слом преград, высвобождение свободы! Считай, что ты только что выучила главный урок.
Я вдохновенно кивнула:
– Тогда ты и познакомился с Ингой?
– Подожди, не торопись, – поморщился он. – Дойдем и до Инги. Сначала я встретил Андреаса Баадера. В то время он еще не стал легендой, но уже было видно, что этот парень – настоящий командир. Мы решили поджигать супермаркеты – символы капиталистического потребления. Чтобы люди осознали: подчинение Системе начинается с малого. С корзинки супера, с поездки на службу, с послушания менту. В то время мы еще не планировали кого-то убивать и рассматривали поджоги как законное право на демонстрацию. Но власти сами объявили нам войну, арестовав и осудив Андреаса. Тут-то на горизонте и появилась Инга.
Призрак взял со стола фотографию и повернул ее ко мне.
– Посмотри на нее, Батшева. Маленький рост, щуплая, как воробушек. Такую прическу называли тогда «Гаврош» – по имени парижского мальчишки-сорванца. Ей это подходило на сто процентов: и прическа, и мальчишеская внешность. Но этот воробушек был гением побегов. Она не особо смыслила в бомбах, автоматах и планировании акций, но в том, что касалось побега… – о, тут никто не мог сравниться с Ингой Вьетт. Она пришла к нам и сказала, что мы бездарно сидим на задницах, не ударяя даже палец о палец, чтоб освободить нашего командира. Что она берется устроить это в течение месяца. Что при том огромном общественном сочувствии нашему делу, которое видно повсюду, нет проблемы найти нужных помощников. Насчет сочувствия Инга не врала: тогда многие требовали свободы для Баадера. Журналисты, адвокаты, писатели, философы, студенчество… да что там – почти весь прогрессивный мир. И что ты думаешь? Через месяц Андреас сбежал из тюрьмы!
– Но как она это устроила?
– В три счета. Сначала через адвокатов добилась для него разрешения посещать библиотеку. Потом нашла известную журналистку, которая защищала нас особенно рьяно, – ее звали Ульрика Майнхоф. И, наконец, составила план. Ульрика добилась права взять у Андреаса интервью. Якобы ей надо было собрать материал для диссертации о психологии заключенных. Встречу назначили в библиотеке. Ульрика привела с собой помощницу – тоже из наших. Оцени, Батшева: главные роли в операции играли женщины. Мужчин Инга не то чтоб презирала… – правильней будет сказать, что она их не слишком ценила. В тот раз не обошлось без стрельбы: убегая уже вместе с Андреасом, девушки тяжело ранили охранника. Я ждал в машине возле библиотеки. Все прошло как по маслу. В тот день родилась «Фракция Красной армии», которая потом почти два десятилетия наводила ужас на проклятую Систему.
– Наводила ужас поджогами суперов?
– Нет, конечно. После первых выстрелов дорога шла уже только через войну. К несчастью, мы совсем не умели воевать. У нас не было оружия, не было взрывчатки, не было выучки. Но у Ульрики нашлись знакомства на Востоке.
– На востоке? – переспросила я. – То есть в Китае?
– Ты, я вижу, совсем зеленая, Батшева, – усмехнулся он. – Не в смысле веганства, а в смысле истории. Имеется в виду восток Германии, ГДР. И еще дальше, Советский Союз. Летом семидесятого они привезли нас в Иорданию, в тренировочный лагерь армии Ясира Арафата. Стояла жутчайшая жара. Впрочем, тебе это знакомо. Инга тоже пробовала учиться военной премудрости, но ей не очень давалось. Ее гениальность заключалась совсем в другом. Там я в нее и влюбился. Ульрика сразу сказала мне, что ловить там нечего: Инга не интересовалась мужчинами. Сама понимаешь: изнасилование в детстве. Да и потом ей какое-то время пришлось заниматься стриптизом со всеми сопутствующими делами. Она нашла себя, только переехав в Западный Берлин, в женскую коммуну. Ты думаешь, анархо-феминизм изобретен сейчас? Инга и ее подруги атаковали магазины свадебных платьев и секс-шопы еще полвека тому назад. И не комьями грязи – «коктейлем Молотова». Они называли себя «черными невестами»… В общем, у меня не было шансов. К тому же мы с ней подчинялись разным организациям – союзным, но разным. Я входил в RAF, марксистскую «Фракцию Красной армии», она – в анархистское «Движение Второго июня». Но эти мелочи не мешали мне восхищаться великим воробушком Ингой Вьетт…
– А что случилось второго июня?
– В Западном Берлине полиция застрелила студента во время демонстрации против визита иранского шаха. Но дело не в конкретном студенте. Символом могли назначить кого-то другого. С нами вели войну, погибали многие… У меня в Иордании всё шло удачно. Андреас, Ульрика, Инга и другие уехали назад в Германию, а я и еще тройка парней остались сражаться на стороне палестинцев. Я ходил с ними через Иордан убивать сионистов, как заправский федаин. У тебя ведь нет с этим проблемы?
– Ни малейшей.
Я твердо выдержала его испытующий взгляд. Старик неопределенно покачал головой и продолжил рассказ: