Девушка по имени Йоханан Гелт

– Прямо в тюрьме. Обставили это как самоубийства. Грязные палачи… – Призрак потер ладонью лоб. – Но вернемся к Инге. Год спустя она снова высвистала меня для новой операции. На этот раз речь шла о побеге двух парней из «Второго июня», сидевших в тюрьме «Моабит». Не знаю, слышала ли ты об этом заведении, но это действительно настоящая тюряга. Из таких не бегут. Инга и ее подруга нарисовали себе адвокатские документы и прошли в крыло для свиданий как раз в тот момент, когда парни встречались там со своим адвокатом. И не просто прошли – пронесли два автомата и пистолеты. Понятия не имею, как это им удалось. Так или иначе, из «Моабита» они вышли с боем, застрелив чересчур геройского надзирателя и ранив еще нескольких. Правда, из двух парней вывели только одного – Тиля Мейера. Второго задержали тюремщики.

– И ты опять получил только чмоки-чмоки?

– Нет, – усмехнулся старик. – Теперь уже я был ученый и ушел на Восток вместе с ними. В Восточном Берлине нам сказали, что мы можем продолжать революцию на Ближнем Востоке. Что прятаться в ГДР не получится. Что лучше переехать в Болгарию и там подождать, пока палестинские братья решат, как и где нас употребить. И мы поехали на поезде в Болгарию. И я уже размечтался, представляя, как мы с Ингой кувыркаемся в номере гостиницы на берегу Черного моря. Но что ты думаешь? Болгары нас предали. Свои же братья-социалисты арестовали нас, чтобы передать в руки западногерманской полиции! Немыслимо, но факт. Нас с Тилем отправили на Запад.

– Только вас с Тилем? А Инга и ее подруга?

– Догадайся сама.

– Неужели сбежали?

– Ага. Сбежали, теперь уже от болгар. Говорю тебе, этот воробушек был гением. Мне дали шестнадцать лет тюрьмы, выпустили через десять, в восемьдесят восьмом.

– И ты сразу нашел Ингу?

– Думаешь, это было легко? Все эти годы она скрывалась под чужими именами в Восточной Германии. Я даже не знал, жива ли она. Но потом советский блок распался, Берлинская стена рухнула, и все камрады, прятавшиеся под крылом «Штази», остались без защиты. Какой-то подлец опознал Ингу и донес ментам. Шел уже девяностый год. Прокуратура затруднялась представить улики по делам шестидесятых-семидесятых годов. Казалось, Инга выйдет на свободу, но случилось иначе: всплыло старое французское дело. В восемьдесят первом году она в очередной раз помогала нашим друзьям из «Штази» и по ходу застрелила парижского мента. Этот идиот привязался к ней за езду на мотороллере без шлема, но Инга решила, что ее хотят арестовать. Глупость, что и говорить. Ей дали тринадцать, отсидела семь.

– И не сбежала?

– Всему есть предел, – грустно проговорил Санта-Клаус. – Даже самого крепкого человека одолевает усталость. Помня историю Инги, за ней в тюрьме довольно строго наблюдали. К тому же ей было уже под пятьдесят.

– Но потом-то вы встретились? Или у тебя в жизни так и осталась всего лишь одна неделя?

Он безразлично пожал плечами, то ли утратив интерес к разговору, то ли желая наглядно продемонстрировать, как человека одолевает усталость.

– Одна неделя – не так уж и мало. Мы с Ингой заново встретились уже в этом веке. Кто бы мог подумать, что революционеры могут прожить так долго… Но это уже совсем другая история. Другой этап, другие задачи и, главное, другой возраст. Спасибо, что выслушала старика… – Он взглянул на часы. – Время еще есть. Пойдем, покажу тебе твое место. Отдохни пока. За тобой придут.

6

По чистоте и порядку просторные помещения стритфайтеров выгодно отличались от тесноватого крыла веганов, квиров и феминисток. Мне досталась отдельная, видимо, гостевая келья, маленькая, но своя. Засунув под койку чемодан, я открыла ноутбук. Словоохотливый Призрак наговорил много чего, и мне не терпелось составить собственное мнение о соотношении правды и фантазий в его рассказе. Как-то так получилось, что прежде я ничего не знала о европейских террористах.

В стране, которую старый хмырь именовал «Палестиной», с избытком хватало своих, арабских убийц. Я росла на улицах, по которым, славя Аллаха, бегали ублюдки с окровавленными мачете. Ездила в автобусах, куда в любую минуту мог зайти поганый шахид с поясом смертника. Летала на самолетах с повышенной опасностью похищения или взрыва. Садясь за субботний стол, знала, что, если прозвучит сирена, у меня есть всего пятнадцать секунд, чтобы схватить в охапку ребенка и забежать в подвал, потому что в мой дом может прилететь «Катюша», или «Град», или «Кассам», или какая-нибудь другая дрянь из тех, которыми они пуляют по нам из Газы, Ливана, Синая… – да, собственно, отовсюду.

В такой ситуации не больно-то интересуешься историей заграничного террора. Поэтому Европа всегда представлялась мне и моим соседям живым символом благополучия. Когда мы говорили: «как в Европе», или «ну, это прямо Швейцария», или «одно слово – Париж», то всякий раз имели в виду, что уж там-то в принципе не бывает нашего кровавого балагана. Что нам до них – как до Луны. Точнее, как до рая. И вот – на тебе!..