– А потом август кончился, и начался сентябрь. Черный сентябрь. Король Хусейн ухитрился пережить все покушения, которые устраивали люди Арафата. Ясно, тут не обошлось без разведки сионистов: они защищали Хусейна как могли. Началась война. У нас почти не было танков, а у него – сотни. У нас вообще не было самолетов, а ему помогала авиация сионистов. К концу сентября все было кончено: нас выкинули в Ливан, а я вернулся в Европу. Вернулся настоящим бойцом, готовым к войне. Остались в прошлом поджоги супермаркетов; теперь мы совмещали приятное с полезным, перекинувшись на банки. Финансы – один из главных столпов Системы.
Мы нападали на инкассаторов, взрывали сейфы, грабили грабителей. Война требует огромных денег. Наши друзья с Востока обеспечивали нас оружием, взрывчаткой, электроникой и тренингом, но этого мало. Нужно арендовать квартиры в разных городах, устраивать убежища в сельской местности, приобретать десятки автомобилей и мотоциклов, многие из которых становятся машинами одной-единственной поездки: разок засветил и бросил. Крупную акцию нужно долго готовить, устраивать сложную слежку, изображать из себя таксистов, цветочниц, киоскеров, посыльных, разносчиков пиццы. Деньги, деньги, деньги…
Система инертна и реагирует туго. Потом-то она опомнилась и резко усилила охрану, но к тому времени мы уже набрали достаточный капитал на несколько лет вперед и могли перейти к реальным военным действиям. Целей было хоть отбавляй: уничтожения заслуживала любая часть Системы. Поэтому для начала мы решили ударить по непосредственным врагам наших друзей, которые так щедро снабжали нас оружием, информацией и защитой. Друзья из Москвы были заинтересованы в атаках на американские базы. Друзья с Ближнего Востока – в уничтожении и похищении сионистов. Друзья из Восточного Берлина – в ликвидации или запугивании конкретных персон, которые чем-то проштрафились: к примеру, отказались сотрудничать или особенно вредили делу социализма. Мы чувствовали себя должниками, а потому охотно помогали и тем, и другим, и третьим.
В мае семьдесят второго нам удалось устроить взрыв во франкфуртском штабе Пятого американского корпуса. Через неделю были атакованы американские казармы в Гейдельберге. Мы проносили бомбы в штабы. Мы использовали начиненные взрывчаткой автомобили. Мы стреляли в тех, на кого указывали наши связные из «Штази» – восточногерманской службы безопасности. Они же вывели на нас моих недавних братьев по оружию, бок о бок с которыми я сражался два года назад в Иордании. «Штази» хотела сорвать Олимпиаду в Мюнхене, мы хотели навредить Системе, палестинские братья хотели отомстить сионистам. Налицо было полное совпадение интересов. Сама посуди, мог ли я не помочь группе, названной «Черный сентябрь» – в честь столь памятного мне иорданского сентября?
Призрак замолчал и снова бросил на меня испытующий взгляд. На этот раз нужно было что-то отвечать.
– Ты имеешь в виду убийство одиннадцати евреев в Олимпийской деревне? – угрюмо проговорила я. – Да, мы проходили эту историю в школе. Сын одного из них жил в соседнем квартале, выступал в нашем классе…
Он неодобрительно покачал головой:
– По-моему, ты ошибочно смотришь на вещи, и ошибка начинается с неправильного выбора слов. Во-первых, не убийство, а ликвидация. Во-вторых, не евреев, а сионистов. В-третьих, у анархиста нет национальности, а значит, нет и соплеменников. Есть только соратники. Поняла? Соратники, а не соплеменники! Ты должна…
– Ничего я тебе не должна! – резко перебила я. – Ты ведь сам очень правильно подметил, что я разбойница, а не анархистка. Я тут из-за денег. Меня интересует бизнес, а не ваша драгоценная революция. И ты мне не соратник, а деловой партнер. А что касается арабонов, то в моей компании их на дух не переносят. У нас одно братство, у них другое. Хотя какие-то дела мы с ними ведем вместе. Вместе, но раздельно. Грубо говоря, они проносят, мы продаем. Точка. Так что заруби себе на носу: мой земляк из Холона – если он, конечно, не мент – мне заведомо ближе, чем какой-нибудь Ахмед из Иордании.
Старик удрученно вздохнул; весь его вид говорил, что с этой разбойницей предстоит еще уйма разъяснительной работы.
– Хорошо, хорошо… – сказал он. – Поговорим об этом позднее. Мне продолжать? Тебе вообще интересно?
Прежде чем ответить, я довольно невежливо посмотрела на часы. Начало восьмого. Рановато для экскурсии.
– Ладно, продолжай. Только давай больше про Ингу, которая якобы на меня похожа. А то начал откуда-то с Колумба. Америка, базы, штабы, «Скази»…
– «Штази»… – поправил он.
– Да по мне хоть «Безобрази», – огрызнулась я. – Мне нравится, когда про любовь. Хотя про банки тоже неплохо. Короче, что-то типа Бонни-энд-Клайд. В твоем случае – Инга-унд-Клаус.