Девушка с нижнего этажа

— Мало того, что ты отдала мою шляпу камеристке, так ты к тому же отдала этой наглой черной хабалке мой велосипед?

Лицо Кэролайн начинает покрываться пятнами, хотя она единственная из нас вышла на улицу без плаща.

— Велосипед я одолжила Ноэми на время. Посуди сама, Кэролайн. Ты ведь хотела от него избавиться.

— Если бы я знала, что велосипед окажется у нее, я бы оставила его себе.

Ноэми крепко сжимает руль, и костяшки ее пальцев растягивают кожаные перчатки.

— Простите, мэм. Я не хотела доставить вам неудобства.

Ноэми так низко наклонила голову, что сразу же перестала быть самой высокой из всей троицы.

— Я сказала, что ты можешь брать велосипед. Порядочные женщины всегда держат свое слово.

Глаза миссис Пэйн поблескивают, как два револьвера.

Кажется, будто само время сдерживает возмущенный вздох. Презрительная мина застыла на лице Кэролайн, словно муха, попавшая в студень. Если начать ее выковыривать, все станет только хуже.

Взгляд Ноэми упирается в землю.

— Я с радостью заплатила бы за велосипед.

Мы все смотрим на Ноэми круглыми глазами.

— Сколько он стоит, мисс? — обращает она своей вопрос к банту, который я повязала на талии Кэролайн.

— Отец купил его за сто долларов.

Я, потрясенная, закашливаюсь, и все, кроме Ноэми, поворачиваются ко мне.

— Ты что-то хотела сказать, Джо? — спрашивает миссис Пэйн.

— Простите, мэм, но за сто долларов можно купить лошадь. Конечно, она будет не из лучших, но у нее будет четыре ходячие ноги.

Гнев Кэролайн вдруг прорывается наружу — будто лопнула неисправная лампочка.

— С каких это пор мнение прислуги имеет значение? У нее душа еще темнее, чем у негритянки, и я не понимаю, зачем ты вообще ее наняла.

Миссис Пэйн высвобождает волосы из-под воротника.

— Довольно, Кэролайн. Быть может, это научит тебя задумываться о ценности вещей, прежде чем их отвергать. И да, велосипед стоил около восьмидесяти долларов, но он тогда был совсем новым.

— Мэм, я заплачу, — произносит Ноэми совершенно невозмутимым тоном. — Я настаиваю.

Я качаю головой, глядя на Ноэми, но она даже не смотрит в мою сторону.

По лицу Кэролайн пробегает тень улыбки.

— Половину сейчас, половину через неделю.

Вытянув из рукава нитку, Кэролайн сдувает ее с пальцев.

Безобразие. У Ноэми нет лишних восьмидесяти долларов. То, насколько далеко готовы зайти богатеи, лишь бы обделить неимущих, поражает воображение. Даже мисс Ягодке нечего сказать.

Ноэми прочищает горло.

— Мэм, как вы смотрите на то, чтобы не выплачивать мне жалованье, пока не наберется нужная сумма?

Взгляд миссис Пэйн скользит по Кэролайн, по Ноэми и останавливается на мне. Она застегивает пальто и вдруг становится ниже. Словно борьба с Кэролайн выжала из нее все соки. Миссис Пэйн крутит обручальное кольцо — это ее старая привычка. Она одаривает Ноэми вымученной улыбкой.

— Не имею ничего против. Что ж, доброго вам вечера.

Покачав головой, миссис Пэйн возвращается в дом.

— А теперь отвези его на место, поняла? — Кэролайн тычет пальцем в сторону сарая, как будто Ноэми, работающая у Пэйнов всю жизнь, не знает, где он расположен. — На велосипедах ездят только потаскухи, — шепчет она вслед удаляющейся Ноэми.

Ноэми идет по Пичтри-стрит с таким видом, словно от нее зависит вращение земного шара. Руки, обтянутые перчатками, сжаты в кулаки, а подол коричневого клетчатого платья не смеет запутаться в ногах. Когда мы доходим до трамвайной остановки, Ноэми и не думает сбавить шаг. Обернувшись, она смотрит, как я трушу следом, чтобы ее догнать.

— Сегодня Робби развозит заказы на другом конце города, а мне хочется прогуляться. Тебе необязательно идти со мной.

Раз Робби развозит заказы, значит, он не получил должность продавца. Я ничего об этом не говорю — есть и другие насущные вопросы, — но мисс Ягодка непременно должна написать об этой несправедливости. Я упрямо иду за Ноэми, пытаясь отдышаться.

— Ты не спрашивала моего мнения, но я выдам его тебе абсолютно бесплатно.

— Валяй.

Я собираюсь рассказать ей о том, как неразумно тратить деньги, которых у нее нет, на ненужные ей вещи назло людям, которых ей лучше не злить. Но при виде сурового выражения ее лица я тут же отказываюсь от этой идеи.

— Не бери в голову.

Ноэми вздыхает:

— Мамы нет уже почти десять лет, а Кэролайн все не меняется.

Мать Ноэми, кормилица Кэролайн, умерла, когда мне было семь. Ее хоронили хмурым октябрьским днем. Мне тогда казалось, что мир становится холоднее и бесчувственнее, а в скрежете лопаты мне слышалось щелканье ястребиных когтей. Кэролайн уговорила родителей, чтобы ее тоже привели на похороны, хотя дело было на кладбище для цветного населения. Но когда священник начал панихиду, Кэролайн так громко заплакала, что отцу пришлось ее увести.