Куртка из некрашеной шерсти чуть потрескивает, когда я натягиваю ее на себя. Во внутреннем кармане я нахожу сложенный кусочек плотной бумаги, которую мне не сразу удается развернуть.
Даже у меня иероглифы выходят аккуратнее.
А может, Шан как раз и задолжал Билли Риггсу? Конечно, все возможно, но я в этом сомневаюсь. Старина Джин всегда пристально присматривался к людям, прежде чем позволить им жить с нами. Все мои дядюшки были благонадежными чистюлями. Тот, кто водился с подонками вроде Риггса, никогда не смог бы войти в их число. «Если выбирать хорошие кирпичи, — любил повторять Старина Джин, — то беспокоиться о том, что дом обвалится, не придется».
Что ж, Шан, кем бы ты ни был, сегодня мы действуем с тобой заодно.
Четырнадцать
Одежда Шана преображает меня. Мисс Ягодке по душе свободные мешковатые вещи, и решение нарядиться в мужской костюм почему-то кажется мне правильным. Я гордо вышагиваю по тротуару, жалея, что у меня нет трости. А еще мне, наверное, не помешала бы повязка на один глаз.
Я с усмешкой задумываюсь, не тронулась ли я умом. Мисс Ягодка, конечно, не пират, но она умеет гнать волну.
На улицах пусто, и я почти расстраиваюсь, что никто не увидит меня в таком наряде. Кажется, я все-таки немножко чокнулась.
И дом, и типография погружены во мрак, но дорожку до входной двери освещают тусклые желтые фонари. Я стараюсь ступать как можно мягче, но лестница все же трижды поскрипывает под моими ногами. Наконец, преодолев пять шагов, я оказываюсь у двери. Я с благодарностью киваю пологому скату крыши, тень от которой скрывает меня полностью. Почтовая прорезь расположена почти вровень с моим животом. Я приподнимаю медную заслонку, и мне кажется, что почтовая щель сейчас завопит от такого наглого вторжения. В прошлый раз я действовала иначе. Быстрым движением я забрасываю письмо внутрь.
Но медная заслонка зажала рукав моей куртки из некрашеной шерсти! Я тяну руку то в одну, то в другую сторону, но прорезь для писем крепко вцепилась в меня своими челюстями. Вскоре принимается лаять обладатель еще одной пары челюстей, Дера. Стараясь сохранять спокойствие, я пытаюсь высвободить ткань, но тут дверь распахивается и тянет за собой мою руку. Я со всей силы дергаю за рукав и слышу звук рвущейся ткани.
Дера бросается ко мне, но не напрыгивает, а принимается бегать вокруг меня, словно хочет согнать овец в стадо.
— Дера! — Нэйтан дважды ударяет по ноге. Овчарка становится рядом с хозяином и замолкает, но ее хвост продолжает биться, как только что выловленная рыба. — Простите. Но для почты уже довольно поздно.
В грубом голосе Нэйтана слышится усталость. Он пока одет в рабочий наряд, но его рубашка выправлена из брюк, а пуговицы на рукавах расстегнуты, словно он как раз собирался раздеваться. Прежде чем я успеваю отбежать, Нэйтан поворачивает ручку керосиновой лампы, прибавляя яркости.
Я отступаю в тень на крыльце и поворачиваюсь к Нэйтану спиной.
— Простите за беспокойство, — произношу я, чуть повернув голову. Из горла вырывается высокий девчачий голос, и я откашливаюсь, чтобы он звучал чуть ниже.
— Так, значит, мисс
Я отхожу еще дальше в темноту и пытаюсь изобразить голос женщины с большим самомнением, в котором почему-то звучат интонации миссис Инглиш:
— Да. Мисс Ягодка — это я.
— Я рад встретиться с вами лицом… э… к спине.
— Если помните, я настаивала на том, чтобы не раскрывать свою личность.
— Стойте, — приказывает Нэйтан и, спохватившись, добавляет
— Какой?
— Письма ваших поклонников.
— Что?
— Письма поклонников. — Плечи Нэйтана подрагивают, ведь он пытается удержать Деру. — Читатели весь день забрасывали их к нам, поэтому я немного вспылил. Кажется, пружина на почтовой щели погнулась. Мне жаль, что у вас теперь испорчен рукав.
— Что же люди пишут в своих письмах?