Потом Элиан пришла в голову другая мысль, от которой ее затрясло от ужаса. А вдруг Франсин и остальных поймали и они выдали Лизетт гестапо, подумалось ей. Франсин бы точно не предала их, но вот Даниэль? Если бы он думал, что это спасет его жену и будущего ребенка, он бы, конечно, не смог молчать. А если их пытали?..
Это было невыносимо. И все-таки они должны были это вынести.
Стрелки кухонных часов ползли так мучительно медленно, что Элиан хотелось сорвать их со стены. Все, что она могла сделать, это присматривать за Гюставом, Ивом и Бланш, поддерживать их и оставаться сильной (именно этого хотела бы Лизетт). Эта мысль и внезапно представшее перед ее внутренним взором лицо матери – спокойное, доброе, улыбающееся – заставили Элиан взять себя в руки. Они должны были держаться ради Лизетт и сохранять отчаянную надежду, что скоро она к ним вернется.
Лизетт держали в штабе гестапо в Кастийоне три долгих ночи и три долгих дня. А потом свершилось чудо, о котором молилась вся семья.
На третий день после того, как Лизетт забрали, Элиан была в шато. Она оставила Бланш с Гюставом в надежде, что присмотр за малышкой отвлечет его и он перестанет сидеть за столом, взявшись за голову, в беспомощности и отчаянии.
Мадам Буан хватило одного взгляда на напряженное лицо и бледные щеки Элиан, чтобы настоять на том, что она сама справится на кухне, и отправить девушку на свежий воздух.
Вдали от давящей, томительной атмосферы мельницы – пусть всего лишь на час или два – Элиан заставила себя сосредоточиться на работе. Поднимая мотыгу, она немного утешилась, подумав о пчелах, которые занимались своими делами как обычно.
Оставаясь в саду, она успокаивалась, чувствовала, что ей дышится чуточку легче, пока она концентрируется на работе: пропалывает, поливает, ухаживает за любовно посаженными травами. Запахи чабреца, розмарина и мяты напоминали ей о целебных смесях Лизетт. И она вдруг поняла, что мать к ним вернется. Ощутила это всем своим существом. Это была уже не надежда – это была полная уверенность.
Она срезала увядшие бутоны роз, цепляющихся за стену у садовых ворот, когда ее напугал шум автомобиля. При виде серой военной формы у нее затряслись руки. Обер-лейтенант Фарбер высунулся из окошка машины и торопливым жестом подозвал ее.
Крепко сжимая в руках садовые ножницы, Элиан направилась ему на встречу. Двигатель джипа продолжал гудеть.
– Идемте со мной, мадемуазель. Не бойтесь. Вашу мать отпустили. Она в Кульяке. Я еду за ней.
Элиан помедлила, потом посмотрела ему в глаза. Она редко смотрела на него прямо, как и на всех остальных солдат. Но сейчас за мрачной военной формой она увидела, что у него открытое искреннее лицо, а глаза, почти такие же синие как у Жака Леметра, глядят с мягким сочувствием. Руки у нее все еще дрожали, но она отложила садовые ножницы и села на пассажирское сиденье. Она ясно сознавала, что именно этот автомобиль три дня назад увез Лизетт, и на мгновение похолодела от страха. Можно ли верить его словам или ее сейчас тоже берут под арест? Но выражение, которое она мельком заметила у него на лице, было таким честным и таким человечным, что она инстинктивно поняла: она ему верит.
Лизетт сидела на бортике фонтана в центре площади. Никто не знал, как она добралась туда из Кастийона. Она просто появилась, прихрамывая и не глядя по сторонам, прошла по площади к воде, плещущейся в каменном бассейне вокруг фонтана. Женщины, стоящие в очереди у пекарни за жалкими пайками хлеба для своих семей, настороженно наблюдали, бросая на нее косые взгляды. Стефани с пустой сумкой для покупок в руках зашептала что-то соседке.
Всегда аккуратная коса Лизетт распустилась, одежда была в беспорядке. Хотя снаружи не было заметно никаких следов физических травм, все в Лизетт казалось сломанным. Она зачерпнула руками немного воды и умыла лицо.
Тут одна из женщин оставила свое место в очереди и направилась к ней. Она села рядом с Лизетт и протянула ей потрепанный носовой платок, а потом взяла ее руки в свои и зашептала слова утешения и ободрения. Когда на площадь въехал джип, женщина поспешно встала. Заметив Элиан, она, казалось, испытала облегчение.
– Посмотри, Лизетт, – уговаривала она. – Твоя дочь приехала за тобой.
Но Лизетт так и сидела, безучастно глядя на воду, искрящуюся в тех местах, где солнечные лучи играли с капельками, каскадом падающими вниз. Элиан обняла ее.
– Мама, – прошептала она. – Я здесь. Возвращайся. Они забрали тебя. Но теперь ты можешь вернуться домой.
Взгляд Лизетт медленно сосредоточился на Элиан, она подняла руку и дотронулась пальцами до щеки дочери. Все еще ничего не говоря, она кивнула, едва заметно, и позволила Элиан помочь ей доковылять до джипа. Они сели рядом на заднем сиденье. Элиан крепко обняла мать одной рукой, как будто это могло снова влить в нее силу и жизнь, но Лизетт вскрикнула и дернулась от боли, и Элиан быстро ослабила объятие.