Девушка в красном платке

Она невольно вспомнила графа, сидящего в часовне Шато. Тогда ей показалось, что она слышала голоса, но он был один… Сейчас она поняла, что ее прогулки передавали сообщения из Лондона бойцам Сопротивления в холмах над Кульяком, направляя их передвижения, помогая им планировать действия. А еще она поняла, что это очередной секрет, который ей придется скрывать от Матье. Даже держа его за руку, она чувствовала, как между ними еще глубже забивается клин этих секретов, отдаляя их друг от друга.

Раздавшийся в тихом вечернем воздухе звук далекого поезда дал ей желанную возможность сменить тему.

– Расскажи мне побольше об этой твоей работе, – попросила она.

– Ну, это новая должность. Железные дороги нанимают больше людей, потому что нужно держать линии открытыми. Сопротивление устраивает все больше и больше актов саботажа, так что моя работа – патрулировать линии и либо пытаться предотвратить эти акты, либо чинить рельсы после них, чтобы поезда могли пройти. Я уже давно пытался найти способ видеться с тобой и по-прежнему помогать отцу. Его в последнее время очень мучает спина – иногда он стоять не может от боли, а Люк один не управится с фермой. Поэтому я должен быть там с ними – ты же понимаешь?

– Конечно, я понимаю… – кивнула Элиан. Она помедлила, прежде чем продолжать. – Но, Матье, поезда на этих дорогах… Что они возят?

Он опустил глаза и сорвал травинку, а потом аккуратно разрезал ее ногтем большого пальца.

– Они перевозят жизненно необходимые грузы в Париж и обратно.

Она мягко взяла его руку:

– А еще они перевозят оружие и боеприпасы, которыми немцы убивают наших людей. А иногда и самих людей. Ты должен был собственными глазами видеть вагоны для скота, увозящие наших земляков. Эти люди не возвращаются назад, Матье.

– Их отвозят в рабочие лагеря.

Она грустно покачала головой:

– Женщин и детей, целые семьи… Их везут в тюремные лагеря, где условия такие жестокие, что они могут не выжить.

– Откуда ты знаешь? Это всего лишь слухи.

Она твердо встретила просительный взгляд его карих глаз. А потом повторила:

– Эти люди не возвращаются назад, Матье.

Он покраснел – от чувства вины или от злости, трудно было сказать, – и лицо его стало обиженным.

– Я пошел на эту работу, чтобы видеться с тобой, Элиан. Два года прошло. Я ненавижу быть вдали от тебя. Это всего лишь средство, которое позволяет мне легче передвигаться. Я теперь работаю на двух работах, днем на ферме, а ночью на железной дороге. И я делаю это ради нас, равно как и для того, чтобы прокормить свою семью. Нам очень тяжело сводить концы с концами, когда так много забирают для военных нужд.

Она снова взглянула на реку, но свет переменился и вода снова стала тускло-коричневой. Стрекозы улетели, и, заключенная в клетку из металлических шипов, река вдруг показалась безжизненной.

– Я знаю, Матье. Я понимаю.

– Нам всем сейчас приходится чем-то поступаться. Это не значит, что я за немцев. Я должен делать это ради тебя, и отца, и Люка.

Элиан пробрала легкая дрожь, несмотря на то, что летний воздух был горячий и тяжелый. Она сказала, что пора возвращаться, и улыбнулась ему. Но складывая брезент, на котором они сидели, и относя его обратно в сарай, оба они не могли посмотреть друг другу в глаза. А на следующий день, прощаясь на станции, где он должен был сесть на поезд в Бордо, Матье обнимал ее так крепко, будто не в силах будет отпустить никогда. Она поцеловала его и сказала с улыбкой:

– Удачи на учебе. Увидимся в следующие выходные.

Он просто кивнул, будучи не в силах что-либо сказать, а потом развернулся и пошел прочь, не оборачиваясь.

Аби, 2017

Собирается гроза, такая же, как привела меня сюда. Чувствуется ее приближение: жара удушающая, а ночное небо такое черное, словно ты в пещере. Плотные, угрожающие грозовые облака погасили звезды. Я лежу с открытыми ставнями в надежде, что ночь принесет в комнату на чердаке немного прохлады. Но на меня со всех сторон давит горячий воздух, делая сон невозможным.

Вдруг комнату резко освещает вспышка молнии, а через пару мгновений в темном небе раздаются зловещие раскаты грома. Я отодвигаю москитную сетку и подхожу к окну. Еще одна вспышка выжигает образ реки и деревьев за ней на моей сетчатке, словно кадр на пленке. Я высовываюсь, чтобы взяться за края ставней и закрыть их – ругая сломанную задвижку, которая отказывается плотно входить на место. Я хватаю свою рубашку и связываю две части задвижки, не давая новому раскату грома сотрясти воздух, подобно взрывной волне.

Я забираюсь обратно в постель. Под двойной защитой ставней и сетки я чувствую себя в безопасности, зная, что здесь гроза до меня не доберется. Элиан и Мирей, должно быть, много раз лежали так в детстве, прислушиваясь к грозам, наблюдая за вспышками молнии и слушая, как дождь стучит по крыше мельничного дома, зная, что пустые угрозы небес их не тронут.