Девушки

Петр Глебович ушел. Крадучись, прячась за придорожные кусты и деревья от встречных, он только перед рассветом добрался до поселка, вошел в свою комнату, повалился на кровать и, несмотря на сильную усталость, не сомкнул глаз до утра. Он вспомнил, как был у Гани, как бродил по полю и встретился с грузчицами, как прилег у картовой канавы; одного не мог понять — как это он попал в подтопку электростанции и едва не сгорел? «А что было бы, если бы отцепщица не подняла тревогу?.. — подумал Волдырин и сразу вспотел от ужаса. — Нет, не надо думать об этом! Не надо! Не надо!» Он вскочил с кровати, метнулся к окну и, припав лбом к стеклу, со стоном проскрежетал зубами и заплакал. «Боже, какая же это стерва забросила меня на вагонетку? Кому понадобилась моя жизнь?»

* * *

Скандальное приключение Волдырина окончательно вывело Долгунова из терпения. Парторг зашел к начальнику участка. Нил Иванович ходил по кабинету и поглаживал лысину, он был в сильном гневе. На письменном столе лежали желтый портфель, пачка бумаг, газеты «Правда» и «Красная звезда», стоял стакан с крепким чаем. Увидев парторга, Нил Иванович остановился, вскинул на него серые глаза и проговорил:

— Гм… пришел? Вот и отлично!

— Вот что, Нил Иванович, — не обратив внимания на расстроенный вид начальника участка, начал раздраженно Долгунов, — ты можешь терпеть прохвоста, а я не могу! Он опозорил наш участок, опозорил на всю Шатуру!

Нил Иванович пошел за стол, сел.

— Не горячись, не горячись, Емельян Матвеевич! — проговорил он. — Горячность всякое дело губит. — Начальник участка замолчал, вздохнул, отвел взгляд от парторга. — Я вот еще до тебя, Матвеевич, тоже разозлился!

Долгунов, не слушая начальника, продолжал:

— Пьянчужка по топкам путешествует, а не штабелевкой занимается. Он приносит вред. А девушки на полях от хохота надрываются, слушая рассказы о нем. Нет, надо сорную траву с поля долой! Довольно цацкаться с ним! Мы должны думать о деле.

— Да ты о ком это? Опять о Волдырине? Вот дался он тебе! Ох!.. — Нил Иванович взял стакан с чаем и отпил из него.

— А по-твоему, оставить? Ты же сам Шмелеву сказал, что наметил заменить Волдырина Тарутиной, а теперь ни тпру, ни ну. Как это твое «наметил» поймет Шмелев, а? — Емельян Матвеевич бросил на стол портфель и сел. Нил Иванович замолчал, задумался, поглядывая в угол кабинета, на летнее пальто, висевшее на вешалке.

— Да-а! — протянул он со вздохом, встав из-за стола. — Да-а! — повторил он громче. — Волдырин хорош, Волков не лучше. Где я возьму идеальных начальников, таких, каких тебе хочется?

Он прошелся к двери и повернул обратно, искоса поглядывая на Долгунова. Было видно, что он уже не гневался, впал в добродушие. Он подошел к Емельяну Матвеевичу и спросил:

— Ну что ты разошелся? Я тебя еще не видел таким.

— Не видел — погляди.

— Да что же ты, на самом деле? Волдырина мы заставим работать.

— Тебе не звонили с электростанции? — резко спросил Долгунов.

— Не звонили. А что? В чем дело?

— А мне вот звонили, сказали: «Вы уже, товарищ парторг, не торф стали присылать в топки станции, а людей. На переплавку, что ли? Чтобы мы пьяниц на трезвых переплавляли?»

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Твой любимчик Волдырин, с которым ты никак не можешь расстаться, попал в подтопку и чуть не сгорел в ней.

— Что? Как это можно? — вскочил Нил Иванович и вытаращил испуганные глаза на парторга. — Ой, врешь!

— Не вру. Можешь позвонить — скажут.

— Да ты расскажи толком! Неужели он, мерзавец…

Долгунов кратко рассказал о путешествии Волдырина в Шатуру. Нил Иванович растерянно и виновато слушал. Долгунов также молчал и чуть насмешливо глядел на него.

— Допился до белой горячки. Гм!.. Пошел он к черту! Этого моего «дружка» повесь себе на шею! — взревел Нил Иванович и грохнул ладонью по столу.

Долгунов захохотал, схватился за живот.

— Эк как тебя, Нил, забрало! Сразу дружка бросил мне на шею!

— Ты парторг, у тебя такая специальность.

— Нет, не возьму твоего дружка. Да что о нем заботиться! Сам видишь — в воде не тонет, в огне не горит.

Нил Иванович вздохнул, откинулся к спинке стула.

— Ну и начальник участка попался мне! — воскликнул Долгунов. В его шутливом тоне чувствовались нотки любви к Нилу Ивановичу: упрямый такой, а как обстоятельства прижмут его, так он поворачивается круто и решает быстро, по-рабочему. — Хороший начальник! Люблю таких!

Нил Иванович покосился на парторга, засмеялся, махнул ладонью по густым усам и стал писать приказ о назначении Ольги Тарутиной начальником поля.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Узнав о болезни Сони, Ольга расстроилась и весь день думала о ней.

«Неужели она хотела сама так нелепо оборвать свою жизнь? Не верю!»