Ольга подошла к окну. Ее подруги были дома, а Даша со своей бригадой еще не пришла с поля. Небо заволакивали черно-синие тучи. Они медленно и гневно выходили из-за темного, притихшего леса, рыча и сверкая красными жгутами молний. Из-под навеса туч сияло желтое солнце. Оно как бы убегало, но они все же догнали его, заслонили. Над полями сразу стало сумеречно. Куры и гуси всполошились. Полыхнула длинная молния, и тут же раздался страшный удар грома. Ольга отскочила от окна, закрыла ладонью глаза.
— Испугалась? — обняв ее, спросила Глаша. — А я, знаешь, люблю смотреть на молнии. А еще больше люблю стоять в поле, под тучами, в теплом ливне.
Ольга опустила руку.
— И я не боюсь.
Подошла Сима.
— Как же мы пойдем в такой ливень?
Ольга и Глаша промолчали, поглядывая на окна, на толстые серебряные струи дождя, которые при беспрерывных вспышках молний казались розовыми нитками бус.
Дождь хлестал по крышам бараков, по разваливающимся на улице пенистым, светлым потоком воды. За улицей на торфяных полях появились беловатые облачка пара. Накаленная за день зноем земля шипела под ливнем, как гигантская сковородка, и превращала его потоки в пар.
Подруги стояли у окна и молча смотрели на ливень. На краю поселка, у леса, туча разорвалась на части. В ее просветы засияли яркой хрустальной синевой кусочки неба. Они с каждой минутой увеличивались. Крупный дождь перешел в мелкий. Молнии сверкали реже. И гром не гремел так грозно, как несколько минут назад, а ворковал, как голубь, ласково и нежно, далеко над лесом. Внезапно брызнул золотой веер лучей, осветил всю улицу. Веселые блики засверкали в потоках воды на мокрых, словно покрытых лаком крышах строений, на вершинах берез и елей.
— Ну что же, — вздохнув, нарушила молчание Тарутина, — пойдем на станцию?
— Конечно! — подхватила Глаша.
В пути они встретили Корнея — он вернулся из Шатуры, от Сони. Они остановили его и разговорились. Старик рассказал им, как он спас Соню, привел ее в чувство и отправил в больницу. Ольга спросила у него:
— А вы, Корней Ефимович, не знаете, как она упала в озеро? Неужели сама…
Старик вздохнул, подумал и, глядя то на Ольгу, то на ее подруг, ответил:
— Нет, не сама, конечно. Соня была на острове не одна. В густой траве были следы не только Сони, но и… другого человека.
— А вы ничего не узнали от Сони? — спросила Сима.
— Нет, она не говорит. Доктор сказал, что от нервного потрясения девушка потеряла дар речи, — пояснил Корней. — Это хорошо, что вы собрались навестить больную. Я бываю у нее почти каждый день. Вечером того самого дня был у нее Долгунов с лейтенантом. Увидев их, она так испугалась, что отвернулась к стене и закрыла глаза. Я заметил, что их приход сильно взволновал ее и ей стало потом много хуже. Все плакала. Матвеевич сказал мне, чтобы я навещал ее ежедневно. Вот я и навещаю ее.
Старик попрощался с девушками и медленно зашагал к поселку.
Подруги быстрее пошли к станции. Поезд стоял у платформы; пассажиры садились в небольшие товарные вагончики. Девушки взяли билеты и сели в последний вагон. В нем было много народу.
Свисток разрезал тишину. Вагончик вздрогнул и рванулся вперед. Мимо поплыли постройки станции, люди, оставшиеся на перроне, красная фуражка начальника станции, березы, осины.
— Барышня, — обратилась маленькая, сухонькая женщина к Ольге, — сядь на ведро. Поставь его кверху дном и сядь.
Ольга поблагодарила женщину, перевернула ведро и села на него. Глаша и Сима уселись на мешок с матрасом.
— Пойду в другое село, — раздавался в углу тихий старушечий голос, — а в нем картошка еще дороже. Думаю, дальше она будет дешевле. Прихожу еще в одно, не знаю уж в какое село, спрашиваю в первом доме у женщины: «Картошка есть?» — «Как не быть», — отвечает. «Почем?» — спрашиваю. «Шестьдесят пять рублей ведро». Я замахала рукой. «Да что ты, голубушка! Вон в том селе с меня запросили пятьдесят за ведро». Женщина отвернулась и пошла к сараю. «Там бы и покупала!» — крикнула она и даже не оглянулась. «Вон в том селе продают колхозники задешево картошку. Туда и иди!» — «А далеко до него?» — спросила я. «Нет, недалеко, верст шесть». Я, старая, поверила. Топала-топала, шла-шла, а села с дешевой картошкой все нет и нет. Села на обочину дороги и думаю: «Заблудилась, знать. Больше десяти верст отмахала, давно бы должна дойти». Дорога-то, миленькие, лесом шла. Все время попадались повороты то в одну, то в Другую сторону, а тропок тянулось ужасть сколько.
— Вот и прострелила, старая, село-то с дешевой картошкой! — заметила женщина в красном платке и синей кофте.