Но больше всего мне повезло, что мы остановились в «Хей». Это был самый прекрасный дом из всех, что я видела в своей жизни. Высокий, белый, с черными ставнями, и места в нем хватило бы на семью из десяти человек. Мебель была довольно старая, но красивая, особенно мне понравились шторы с замысловатыми узорами, которые миссис Ферридэй сама вышила шерстяными нитками. В конюшне за домом держали трех лошадей, там же проживал кобель немецкой овчарки Лаки (мы с Зузанной сначала его боялись, но потом поняли, что он очень добрый и верный друг), много овец и кур и свинья, которая повсюду преследовала Кэролайн.
Кэролайн общалась с ней по-французски.
Например, когда свинья вперевалку тащилась сзади, она ей говорила:
– Идем, дорогая. Dépêchez-vous. Vous pouvez être beau, mais cela ne signifie pas que je vais attendre[46]
.Эта свинья даже в дом иногда заходила. Тяжело так забиралась по ступенькам на крыльцо и шла в спальню Кэролайн.
В Коннектикуте Кэролайн была совсем не такой, как в Нью-Йорке. Она в синих джинсах и охотничьей шляпе убирала навоз и чистила конюшню. Однажды даже забралась на крышу со старым отцовским ружьем и палила по зайцам. По ее словам, в том году они чуть не весь латук пожрали. Вот вам и ответ на вопрос, почему эта женщина не замужем.
В то Рождество без Петрика и Халины мне было особенно грустно. Мы, конечно, переписывались, и муж прислал на Рождество мои любимые конфеты и карандашный рисунок дочери, на котором она изобразила папу и Марту, но я все равно не могла сдержать слезы.
Хорошо хоть Зузанна была рядом. Ей не потребовалась коррекционная операция, как мне, но, чтобы попытаться победить рак, пришлось пройти курс химиотерапии. Сестра была слаба, и в Рождество Кэролайн усадила нас рядышком напротив камина. Я сидела в кресле-каталке, а Зузанна – в кресле с подголовником, которое считалось креслом отца Кэролайн. Гостиная была моей любимой комнатой в доме, она выходила окнами в сад, а сад в «Хей» с высокой живой изгородью и аккуратно подстриженным самшитом вдоль дорожек был прекрасен даже зимой.
Мы сидели у огня, в углу стояла высокая, до самого потолка, рождественская елка с ангелом на верхушке. Под ней Кэролайн положила подарки: для Зузанны флакончик духов, которыми сестра восхищалась в магазине «Бергдорф Гудман», а для меня – подборку книг. Среди них оказалась и «Сила позитивного мышления» Нормана Винсента Пила. Я не подумала о подарке для Кэролайн, а вот Зузанна сделала для миссис Ферридэй и Кэролайн бумажную аппликацию, на которой изобразила «Хей» и всех их животных: лошадей, свинью, кур и котов. Даже Лаки и попугая жако. Зузанна сказала, что это от нас обеих, но все поняли, кто создал это произведение искусства.
Миссис Ферридэй попросила Сержа приготовить на ужин двенадцать традиционных польских блюд. Все было так вкусно, что мы, пока ели, даже почти не разговаривали. Только иногда останавливались, чтобы выразить свой восторг. После ужина миссис Ферридэй откатила меня в большую старую кухню с кафельным полом в черно-белую клетку и с фарфоровой раковиной, такой большой, что в ней можно было искупать какого-нибудь маленького человечка. Это было мое второе любимое место в доме.
Я сидела за кухонным столом вместе с Кэролайн и миссис Ферридэй и наблюдала за тем, как Зузанна и Серж моют посуду. У сестры после химиотерапии выпали волосы, и теперь она была лысая, как когда-то многие из нас в лагере. Зузанна повязала голову одним из французских платков Кэролайн на манер доярки. Серж весь вечер терся возле сестры. Я знала, что они уже не просто друзья. Зузанна не раз прокрадывалась в нашу спальню перед самым рассветом, возвращаясь из флигеля для прислуги. Это нормально, но мне было до слез обидно, что она делает это тайком от меня. Мы все-таки сестры.
Кэролайн налила всем кофе. Я думала о том, как понравилось бы маме в этом доме. Один только кофе чего стоил! Миссис Ферридэй открыла коробку с моим любимым печеньем и налила каждому из присутствующих по рюмочке апельсинового ликера.
– Как кровь у Зузанны? – спросила она.
– Уже лучше, – сказала Кэролайн. – Прогноз оптимистический.
– Это прекрасно, но тебе, Зузанна, может потребоваться дополнительное лечение.
– А если мне тогда вообще не уезжать? – с улыбкой спросила Зузанна.
Серж тоже улыбнулся. Любой дурак, глядя на них, догадался бы, что они влюблены.
Зузанна с русским? Да, он симпатичный мужчина, немного простоват, как все русские. Но что сказал бы папа?
– Давай сначала съездим в Калифорнию, – предложила я. – Мне не терпится посмотреть на дома кинозвезд. Говорят, на Родео-драйв живут одни знаменитости.
– Ты должна поехать туда и продемонстрировать всем этим калифорнийцам свою великолепную улыбку, – сказала миссис Ферридэй. – У тебя чудесный зуб, дорогая.
Я улыбнулась и потрогала языком свой новый клык, который поставили на место рассыпавшегося старого.
Интересно, как Петрик оценит мою новую улыбку?
Я откусила половинку «Фиг Ньютонз» и запила ее бренди. Причем одним глотком, как мы дома пили водку.
Кэролайн налила немножко себе в кофе.