Девушки сирени

– Значит, я вернусь домой одна, а ты останешься здесь, выйдешь замуж за русского повара, откроешь французский ресторан и будешь воспитывать чужих детей?

– Кася, мне сорок четыре года, и никаких перспектив. А у тебя уже есть семья. Это мой единственный шанс.

– Дома ты сможешь…

– Что? Работать до самой смерти в больнице? Принимать роды у других женщин? Ты хотя бы способна понять, что я при этом чувствую? Мне не так много осталось, и я хочу изменить свою жизнь к лучшему. И тебе советую. Мама бы этого хотела.

– Да что ты знаешь про маму? Думаешь, она бы хотела, чтобы ты спала с русским поваром и забыла про Люблин?

Зузанна захлопнула папку и убрала ее в сумку.

– Моя дорогая сестра, я постараюсь не вспоминать о том, что ты сейчас сказала.

После этого она поднялась и, даже не оглянувшись, ушла из кафе. А я осталась сидеть перед ее подносом с почти нетронутым пюре.

За несколько дней до отъезда Кэролайн снова привезла нас погостить в «Хей». В последнюю ночь в Коннектикуте мне приснилось, будто мы с мамой, взявшись за руки, летаем над пшеничными полями. Это был один из тех чудесных снов, когда кажется, что все происходит на самом деле. Только чудесным он был, пока я не поняла, что держу за руку не маму, а Герту Оберхойзер.

Я сразу проснулась и села на кровати. Сердце громко стучало в груди.

Где я?

В спальне для гостей в доме Кэролайн. Я потрогала соседнюю кровать. Простыни были холодными.

Зузанна уже встала? Наверняка пошла навестить своего русского друга. Может, и лучше, что она остается. Здесь безопасно. О ней будут хорошо заботиться. Но как я появлюсь в Люблине без нее?

Босиком прошлепала по коридору в спальню Кэролайн с высоким потолком, прошла мимо ее великолепной кровати с балдахином и подошла к окну с видом на сад.

Мраморный херувимчик, окруженный изгородью из самшита, охранял тюльпаны и синие колокольчики. Кэролайн стояла на коленках на клумбе с розами, рядом на траве дымилась белая кружка, а у нее за спиной покачивалось на ветру море кустов сирени. Глядя на эту мирную картину, я сделала глубокий вдох и выдохнула. От моего дыхания на стекле голубовато-серые и зеленые краски слегка затуманились. Мне очень хотелось снова увидеть Петрика и Халину, но здесь, в этом старом доме, я была в безопасности, и целый океан лежал между мной и моими проблемами. Я оделась и спустилась в надежде найти там сестру и выпить чашечку кофе. В кухне никого не было. Немного постояла у окна, наблюдая за работающей в саду Кэролайн. Свинья Кэролайн дрыхла с открытой пастью неподалеку от куста сирени и дрыгала копытами, как будто бежала куда-то во сне.

Можно к ним присоединиться, но у меня не было желания выслушивать нотации.

Кэролайн заметила меня в окне и помахала садовым совком.

У меня не оставалось выбора, и я вышла из кухни в сад.

– Ты не видела Зузанну? – спросила я.

– Они с Сержем повезли маму в Вудбери. Присоединяйся, дорогая. Работа в саду повышает настроение.

И кофе тоже.

Я прошла по гравийной дорожке и присела рядом с Кэролайн. Дом возвышался над нами, как плывущий по волнам из сирени белый корабль. Я никогда не видела столько оттенков сирени – от темно-лилового, почти черного, до бледно-лавандового, почти белого.

– Извини, что я забрала последнюю кружку кофе, – сказала Кэролайн. – Как говорится – ранняя пташка первая клюет.

Шпилька в мой адрес?

Я не стала отвечать.

– Мне нравится, как вы разбили сад, – похвалила я.

– О, это все мама. Как только мы сюда приехали, папа сразу пригласил озеленителей. Мама очень удивилась, когда они попросили у нее план сада. Она взяла карандаши и срисовала им узор с обюссонского ковра у нас в библиотеке. По-моему, вышло замечательно.

Там, где я сидела, запах роз и лилий был почти осязаем.

– Какой чудесный аромат, – проговорила я.

Кэролайн выдернула из земли одуванчик с волосатым корнем и забросила его в ведро.

– Самый насыщенный запах – ранним утром. А когда солнце в зените, все высыхает и цветы перестают делиться своим ароматом.

И почему я раньше не разговаривала с Кэролайн про ее сад? Оказывается, у нас есть что-то общее – мы обе любим цветы.

Я взяла из ведра совок и с удовольствием выдернула из земли зеленый сорняк. Мы не разговаривали, просто вскапывали черную землю. Тишину в саду нарушало только пение птиц на ближайших деревьях и тихое похрапывание свиньи.

– Кася, я вынуждена признать, ты – настоящая опора вашей семьи.

Вы не представляете, как мне было приятно это услышать!

– Надеюсь.

– Я, когда только увидела тебя в первый раз в Варшаве, на той сцене, сразу поняла – ты обладаешь особой силой.

– Вообще-то, нет. После того как мама…

Кэролайн положила руку в холщовой перчатке на мою руку:

– Я думаю, твоя мама была замечательной женщиной. Такой же сильной и стойкой, как ты. Уверена, ты ее очень любила.

Я кивнула.