Дежурный после полуночи

– У меня не осталось никаких сил, Стёпа. Нечего искать и нечего брать. Посмотри на меня… Я уже ничем не буду полезен, – мужчина прошёлся огрубевшими, иссушёнными пальцами по шерсти на спине собаки и поднял потускневшие глаза на друга. – Да и не только в лучевой дело, Стёпа… Я отдал всё, что у меня было: принципы, здоровье, даже собственную душу. Мне больше нечем жертвовать. После всего я просто… Я просто не хочу. Я же не прошу чего-то особенного. Мне ничего не нужно. Только покой. Я просто хочу покоя. Я просто… Хочу не быть. Неужели я до сих пор не заслужил столь малого?

– Нет, не заслужил! – разгневанный Березин поднялся на ноги, его металлический голос пробирал до костей. – Ты обещал! Ты давал слово, что мы все выживем! Ты давал слово, что доведёшь нас до эвакуации, а я вот уже месяц расхлёбываю всё за тебя!

– У тебя отлично получается, – бездушно усмехнувшись, проронил Николай, оглядывая тропики, а после – пристально уставился на друга, пытающегося скрыть испуг. – Я серьёзно. Ты замечательный лидер, и я горжусь тобой. Многие этого не понимают, но в тебе есть то, без чего настоящее спасение невозможно: умение отделять средства для достижения целей. И милосердие. Я же, как оказалось, был этого лишён.

– Коля, пожалуйста… Всё то, что мы делали. Все те, кого мы предали. Это не может закончиться вот так. Ты так винишь себя в том, что мы бросили их всех, но это не только твоя ноша. Решение принимали все вместе, вчетвером. Ты, я, профессор и Варфоломей. Двоих уже нет. Коля, пожалуйста, не оставляй меня с этим грузом один на один. Я не справлюсь.

Николай затих, слабо почёсывая навострившую уши собаку, и подал голос только спустя несколько минут:

– Какими вырастут эти дети, Стёпа? Такими, как Кирилл? Познавшие эту жуткую боль в возрасте, когда уже всё осознаёшь, но не умеешь отделять. Я так много думал об этом, но совершенно не представляю, как людям спастись от всей той безграничной ненависти, что вскоре наполнит мир и умы. Ярость на весь белый свет…

– Будет тяжело. Будет несправедливо, – кивнул Березин. – Но ничто не предрешено. В наших руках рассказать и объяснить. Не затем ли ты пишешь свою драгоценную тетрадку?!

– Сны, в которых я умираю, – мои любимые, – мысли в голове окончательно утратили какую-либо последовательность, и Николай просто говорил всё, что было у него на уме, уставившись в тонкую синюю полосу неба на горизонте.

– Что? – потеряв нить, вскинул брови товарищ.

– Это песня. Красивая. А теперь ещё и такая подходящая. Иронично. Я столько раз умирал за эти месяцы, когда закрывал глаза, но всё равно какой-то частью себя хотел вновь и вновь вернуться в них. Потому что там я видел её, – Николай оглядел тут же возникшую рядом иллюзорную девушку, на сей раз укрытую свадебной фатой, и с нежностью протянул руку, отодвигая просвечивающую ткань. Очертив родное нематериальное лицо дрожащими пальцами, мужчина печально улыбнулся и отвёл глаза – призрак растворился, так и не издав ни звука. – У меня была невеста. Аня. Должны были пожениться в середине июня. Она была в городе, когда всё случилось. И погибла. Из-за меня.

– Я… Я не знал. Соболезную, – Березин потупил взгляд, внезапно утратив всю уверенность.

– Если бы ты только был знаком с нею, Стёпа. Ты бы сразу всё понял. То, как она улыбалась, как говорила. Как беспокоилась и заботилась. Я до сих пор вижу её. И теперь уже даже не во снах, – голос Николая стих, а обессилившие руки зачерпнули горсть мелких камушков.

– Помнишь, я как-то говорил о своём братике? – донеслось в ответ.

Николай поджал губу и слабо кивнул, его остекленевшие глаза смотрели куда-то сквозь друга.