Николай предоставил доступ к катетеру и благодарно кивнул. На стойку повесили новые растворы, и несчастная замена настоящих лекарств устремилась по трубкам. Сержант злобно покосился на торчащее в вене пластиковое приспособление и заскреб ногтями кожу вокруг:
– Вот зараза!
– Не трогай – ещё сильнее начнёт.
– Ненавижу иголки. За пять лет службы даже ни разу на простуду не жаловался, лишь бы не кололи ничего.
– Как ты в армии оказался-то? – Николай оглядел несуразного соседа.
– А? – озадаченно отозвался Петя. – Как и все, после школы.
– Но ты остался. Зачем?
– А что мне прикажешь делать? – ещё сильнее вздёрнул брови солдат. – Завалиться к родителям и заявить, что двадцатилетний лоб с ними будет жить? Тут хоть в люди выбиться шанс был. Да и начальство по-человечески относилось.
– Ты знаешь, как его звали? – уже тише протянул врач.
– Кого? – непонимающе скривился сержант.
– Лейтенанта, – на мгновение призадумался Николай. – Как его звали? Мы же столько прошли бок о бок, с самых первых дней. Пусть и по отдельности, но в то же время вместе, а я даже не спросил его имени.
– Э… Нет. Его к нам уже после всего произошедшего приставили. Он, конечно, представлялся, но у меня туговато с памятью бывает… – слова соседа оборвались еле сдержанным рвотным позывом. Несмотря на холод, болезненное лицо Пети покрылось испариной, а почти пустой желудок заурчал на весь транспорт. – Док, когда нам уже станет лучше?
– Лучше побереги силы, – на мгновение опечаленно скользнув взглядом по лицу сержанта, через силу улыбнулся врач.
Погладив ткнувшуюся в бедро Элли и собравшись с силами, Николай поднялся с койки и сел на обычную металлическую скамью. Ещё с минуту в голове вращалась карусель, а глубокие вдохи отдавали острыми выстрелами где-то в груди. Тихие переговоры в глубине кузова прервались внезапным ударом по струнам: музыкант ни с того ни с сего начал напевать классический рассказ про одного полковника, приехавшего на фронт со своей женой.
– Ну хорош, договаривались же! – раздался недовольный выкрик из угла справа.
– Да ей богу, мужики! У нас тут весело, как в морге, – опечаленно развёл руками Василий, оглядывая возмущённые лица.
– Побренчишь на ночёвке! У меня дочке учиться надо! – поднялась с места статная дама Ирина, ставшая за последние дни самой известной скандалисткой группы.
– Неужели? И что же она там учит?
– Алгебру! Ты её, видимо, не осилил! – женщина приблизилась и грубо схватилась за гитарный гриф, но на запястье тут же с силой сомкнулась рука музыканта, отталкивая в сторону.
– Ещё раз тронешь гитару…
– Вася! – прикрикнула сидящая рядом супруга. Мужчина осёкся и нехотя отложил инструмент в сторону, чертыхнувшись вслед победоносно воссевшей на свое место Ирине.
Скамья напротив Николая была занята семейством Ерохиных и окончательно влившимся в него Кириллом, они играли в некое подобие пантомим, отгородившись от остального кузова стеной из сумок и рюкзаков. Чуть подальше сидела читающая книгу Люба и устало спящая у неё на плече после непростой ночи Ната. Тут и там занимались своими делами либо же просто прожигали время прочие жители грузовика, ныне носящего гордый номер «два». В дальнем углу, увлечённо нашёптывая что-то на ухо малознакомому рядовому, хихикала Лена, обвившая парня практически всеми конечностями. У самой улицы громогласно храпел Стогов, которого тыкала в плечо дочь, но безуспешно. Николай по привычке сунул руку под одежду, пытаясь нащупать внутренний карман, но пальцы лишь ткнулись в гладкую ткань осенней куртки. Спохватившись, доктор расстегнул молнию потёртой, висящей на груди борсетки, вытащил свёрнутую тетрадь и ручку, закинул ногу на ногу и с головой погрузился в дневник.