Дядя Ильяс, выходи за меня

Закрываюсь у себя и выдыхаю. Вроде бы в родной дом вернулся, а такое ощущение, будто по вражескому минному полю на пузе ползаю. Страшно подумать, что мне эту канитель терпеть еще два месяца. Я точно или с ума сойду, или как Гаутама Будда, достигну просветления. Самое главное, шмот свой держать ото всех подальше. Боюсь, что откровенное бельё даже моя сверх понимающая мама не оценит. И да, тащить его с собой было самоубийственной идеей, но избавиться, как от тех же девайсов, рука не поднялась.

Хотя я и шугаюсь отца первое время, но в целом неделя проходит довольно спокойно. Мы даже вместе меняем забор со старого деревянного на новый гламурный из профнастила. Я помогаю матери с садом днём, вечером туплю в телефон – всё идёт своим чередом. Постепенно я расслабляюсь. При маме даже иногда позволяю себе вести себя чуть более манерно, что её, похоже, даже умиляет. Начинает казаться, что того первого дня и этих отцовских наездов и не было никогда. Мы как будто обычная нормальная семья.

Вот только судьба не добрая фея-крёстная, она – неопытный любовник: стоит немного ослабить контроль, как тебе вгоняют по самые гланды без смазки. Я забываюсь и начинаю привычно бросать свой смартфон где ни попадя. Неудивительно, что в один прекрасный день я застаю своих родителей, разглядывающих его, точно монашки анальную пробку. Я прохожу в зал и вижу отца, застывшего в кресле в позе сфинкса. Смотрю на него вопросительно, хотя внутренний голос кричит: «Беги!».

– Объясни-ка мне, сын, почему тебе какой-то хер всё время названивает и просит вернуться? – он бросает на меня пронизывающий до костей взгляд.

– Ты что, брал мой телефон? – спрашиваю я возмущённо, чтобы хоть как-то перевести фокус с меня на него.

– Ну допустим, – всё так же выжидающе произносит отец. – Но дела это не меняет.

С полминуты мы играем с ним в гляделки. Тишина вокруг достигает того состояния, когда слышно, как в двух километрах от нас на трассе у кого-то рвёт глушитель. Мама вздрагивает от хлопка и тяжело вздыхает.

– Ой, ну чего ты взъелся на него опять?! – она не выдержав напряжения, вскакивает с дивана. – Говорю же, сосед это был. Вадька же, считай, на всё лето уехал. А тому за квартиру платить одному!

Отец, приподняв одну бровь, недоверчиво косится на неё. Мама кивает в подтверждение своих же слов. Тогда он вновь поворачивается ко мне.

– Так всё? – спрашивает он.

У меня ладони слегка дрожат, а ноги сковывает льдом. Хочется психануть и выложить всё как есть. Мол, никакой это не сосед, а бывший мой ёбырь. Но в этот театр абсурда невольно втянута мама, а потому мне остаётся только согласиться. Я киваю, забираю телефон и сваливаю в свою комнату. Внутри бушует ураган эмоций, но я не могу их выплеснуть каким-то иным способом, кроме как долбить кулаком подушку. Хочется сбежать, но бежать некуда.

Часть 2 «Хороший парень и депрессивный мужик»

Ильяс

Вот уже очень много дней в моей жизни абсолютно ничего не происходит. С тех пор как её не стало, каждый мой день похож на предыдущий. Я просыпаюсь утром, совершаю намаз, потом иду на кухню. Что-то готовлю, потом это что-то ем, совершенно не чувствуя вкуса и не получая никакого удовлетворения.

До того как, переехал в деревню, с утра и до самого вечера я слушал, как за стеной живут соседи. Молодая семья, ничего особенного, обычные мужчина и женщина. Разговаривают, ссорятся, мирятся, занимаются сексом… Нет, я не какой-то там извращенец-вуайерист. И от наблюдения за чужой жизнью, как и от еды, я не получал абсолютно никакого удовольствия. Это был всего лишь ещё один способ как-то убить время. Я думал, что переезд в деревню всё изменит. По крайней мере, так говорили друзья. Мол, «поезжай на природу, заведи хозяйство – глядишь, и отвлечёшься за физической работой». Теперь каждый день у меня есть три дела: отвезти козу на луг, напоить её в обед, вечером привести обратно. Есть ещё, конечно, всякая ерунда по мелочи, но такая, от которой никто не умрёт, если про неё забыть.

Я стараюсь не думать о своей прошлой жизни. Жизни, где было всё: была служба и звание, было уважение. И была она, её поддержка, с которой я смог бы вынести утрату остального. Но лишившись в одно время всего, и её тоже, я оказался в совершенной прострации. Не понимал, кто я теперь и зачем мне вообще жить. Говорят, пережить потерю близкого человека всё равно, что пережить утрату конечности. Сначала кажется, что жизнь никогда не станет прежней, но потом ты привыкаешь и заново учишься обычным вещам. Внезапная потеря сродни потере памяти. Ты оказываешься абсолютно беспомощным и неприспособленным к жизни. Все нормальные человеческие вещи становятся вдруг недоступны, потому что каждый раз, когда ты думаешь о них, срабатывает болезненный триггер. Даже произносить её имя больно, потому остаётся просто какая-то абстрактная «она» без лица и голоса. Такую «её» оплакивать проще. Главное не думать, что та, что была смыслом твоей жизни, и эта – один и тот же человек.