Дьякон Кинг-Конг

Таким вот образом зрелище Доминика Лефлера, Бам-Бам, сестры Го и мисс Изи, прущих к боковой двери баптистской церкви Пяти Концов семнадцать складных стульев в старой почтовой тележке, в которой стопки громоздились на два метра в высоту, и предстало глазам сержанта Катохи Маллена, когда он повернул на патрульном «плимуте» к фасаду Пяти Концов спустя неделю после большого праздника в честь Супа. Сестра Го не заметила, как он подъехал. Она стояла к нему спиной. Он следил, как она откалывается от остальных и идет к задней части церкви, берет старую косилку, прислоненную к задней стене, и выходит в поле высокого бурьяна. Косилка была в форме клюшки для гольфа, и сестра Го взмахивала ею высоко над головой, выкашивая сорняки на своем пути. Если бы он подъехал к церкви три недели назад и завидел такое зрелище, сказал бы себе, что женщина похожа на сборщицу хлопка с какой-нибудь плантации. Но теперь он видел женщину, чья длинная спина напоминала ему море у утесов Мохера в округе Клэр – районе Ирландии, куда он однажды приезжал, – море, что нежно упирается в гористый берег. Выглядела она великолепно.

Трое стулоносов у боковой двери заметили его первыми и проворно скрылись внутри, где один за другим снимали стулья и переносили в подвал, не говоря ни слова. Катоха припарковался, вылез из патрульной машины и прошел мимо боковой двери к сестре Го, работавшей в заросшем поле.

Она увидела, как он приближается, а позади него искрится в гавани вода, и остановилась, облокотившись на косилку и подбоченясь. На ней было весеннее платье, расшитое азалиями, – не самая обычная одежда для садоводства, думал он, подходя. С другой стороны, она говорила, что родом из деревни, а женщины из деревни, как он знал по матери и бабушке, не одеваются на выход. Они одеваются и работают в том, что бог послал. Катоха зашел прямиком в сорняки. Когда приблизился к ней, она улыбнулась – маленькой улыбкой, таившей, надеялся он, хотя бы намек на радость от встречи, – потом кивнула на патрульную машину, где на пассажирском сиденье остался его молодой напарник Митч.

– Почему он не идет? – спросила она.

– Тебя боится, – ответил он.

– Мы здесь не кусаемся.

– Это ты ему скажи. В прошлый раз ты его до чертиков напугала.

Она рассмеялась.

– Нам здесь полагается иметь дело с Иисусом, а не чертями.

– Если подумать, он был просто ангелом, пока ты на него не притопнула и не послала в противоположном направлении.

При виде того как на очаровательном коричневом лице заиграл смех и как сосредоточились на нем ее глаза, пока она стояла в платье с азалиями на заросшем дворе, залитом солнцем, он снова почувствовал себя легко. В этот миг он осознал, что весь тридцатидвухлетний опыт в полиции Нью-Йорка и вся профессиональная подготовка в мире бессильны, когда улыбка того, кто вдруг стал тебе небезразличен, находит бантик на ленточке вокруг твоего сердца и тянет за кончик. Он задался вопросом, когда в последний раз испытывал это чувство – и испытывал ли вообще. Хоть убей, не вспоминалось. Стоя по колено в сорняках за старой церковью чернокожих, мимо которой последние два десятка лет проезжал сотню раз, даже не удостоив взглядом, Маллен задавался вопросом, влюблялся ли он хоть когда-нибудь – или любовь, как выражалась его бабушка, есть открытие какого-то волшебства? Он обожал сказки, которые она читала ему в детстве: о королях, странствующих девах, потерпевших крушение мореходах и сраженных во имя любви чудовищах. «Место солнца знает кто?»[37] Это из стиха, который она любила. Может, из Йейтса?

Он заметил, как сестра Го на него смотрит, и понял, что она уже давно ждет, когда он что-нибудь скажет.

– Кажется, Митч потерял интерес к этому делу, – выдавил он.

– Кто?

– Митч. Второй офицер. Мой напарник.

– Ну и хорошо. Я тоже, – сказала она. Перенесла косилку на другую сторону и снова оперлась, выставив одно гладкое бедро. – Или стараюсь. Как ни крути, жизнь идет своим чередом. Сами посмотрите на эти заросли.

– Часто этим занимаетесь?

Она улыбнулась.

– Недостаточно. Их косишь. Они опять вырастают. Опять косишь. Опять вырастают. Такая у них цель. Расти. У всего в этом мире под божьим солнцем есть цель. Все хочет жить. Да и все заслуживает жить.

– Если все заслуживает жить, зачем убивать сорняк?