Диалог с тайным советником Сталина

Аресты ведущих специалистов Наркомата тяжёлой промышленности продолжались.

Из центра они перекинулись на периферию.

Под этот шумок Сталин, питавший ненависть к старым грузинским коммунистам, много знавших о нём, распорядился всех ликвидировать.

Первым взяли давнего его друга Авеля Енукидзе, за ним — секретаря парткома Урал-вагонстроя Шалико Окуджаву, приятеля Серго.

Из большого рода Орджоникидзе расстреляли более двадцати человек.

Волна репрессий захлестнула страну, докатилась до партийных и советских органов областей, краёв, союзных республик. Не миновала она и выдающихся деятелей науки и культуры.

Великому зодчему строящегося коммунизма, уничтожавшему мозг России, нужна была огромная, а главное, бесплатная рабочая сила — для поднятия отечественной индустрии. В регионы рассылались развёрстки от НКВД на граждан, подлежащих аресту. Хватали не только партийных руководителей, но и рядовых рабочих, колхозников, дворников.

Не миновала злая участь и Саида Габиева. Но поскольку вся его революционная деятельность была связана с Дагестаном, проще было приобщить его к врагам народа, шпионам и диверсантам пантюркистской ориентации, якобы действовавшим в интересах Турции.

Камеры предварительного заключения и тюрьмы Дагестана были переполнены. Сюда из Тбилиси и доставили Саида Габиева.

На допросах Саид Ибрагимович, человек всесторонне образованный, своими ответами ставил в тупик следователей. Тупые, невежественные работники фискальных органов и понятия не имели, что такое юриспруденция. Зато хорошо уяснили главный аргумент главного законодателя страны — Андрея Вышинского, государственного обвинителя всех громких процессов в СССР. Он считал признание подследственного основным фактором для вынесения ему приговора. А каким путём добывались эти признания даже у людей железной воли, теперь известно всем.

Но где же принцип презумпции невиновности? А он гласит: не человек доказывает свою невиновность, а государство, карательный аппарат должны доказать его вину. И это верно.

В Стране Советов, нашей с вами стране, к сожалению, законы гораздо чаще защищали власть, нежели справедливость. И чем власть сильнее, деспотичнее, тем заметнее перетягивает на свою сторону чашу весов правосудия.

Так вот, следователь Саида Габиева, заведённый подследственным в тупик, начал допрос с матерной брани.

Слово «мать» для Саида, как и для всякого кавказца, святое. Он и не выдержал — схватил тяжёлый табурет, на котором сидел, и запустил в изувера-следователя. Тот едва успел увернуться.

На шум из соседних кабинетов сбежались сотрудники. Костоломы «обработали» Саида и, окровавленного, кинули в камеру.

На третий день прибыла комиссия, стала расспрашивать о происшедшем инциденте. Возмущённый Габиев заявил, что даже под угрозой смерти не будет иметь дело со следователем-болваном и не желает отвечать ни на один его дурацкий вопрос.

Хорошо зная специфику судебной системы, он приготовился к самому худшему. Но, к великому его удивлению, следователя сменили и назначили другого — Наби Абдуллаева, земляка-лакца.

Несмотря на то что Саид Габиев жил и работал в Тбилиси, имя его было известно на всём Кавказе и, конечно же, знал его следователь Абдуллаев.

Надо сказать, что в те времена в органах НКВД встречались и здравомыслящие люди. На работу в органы добровольно никто не шёл. Ознакомившись в учреждениях, на предприятиях, в учебных заведениях с анкетными данными сотрудников, подходящих молодых людей мобилизовывали в органы, как на военную службу.

Огромную роль играло социальное происхождение. Те годы были в экономическом отношении трудные. Работники же НКВД находились на особом положении — и зарплата высокая, и жильём обеспечены, и в столовую доставляли дефицитные продукты, из которых повара готовили отменные блюда — такими не могли похвастаться в ресторанах высшего разряда.

Но не было в Союзе другого силового органа, который наряду с авторитетом внушал бы такой животный страх. Сам отказ от работы в НКВД мог расцениваться как преступление и иметь неприятные последствия.

Так вот, новый следователь Саида Габиева — Наби Абдуллаев — относился к той категории работников карательного органа, который служил, но не прислуживался, критически оценивал происходящее в самом наркомате. Тая внутреннее своё несогласие с системой, старался не потерять человеческого облика.

Реальная обстановка внутри самого учреждения была крайне напряжённой. Сетью взаимных слежек, сексот-ством были опутаны все работники — никто никому не доверял, друг за другом следили. И, конечно же, никто из них и словечка не мог замолвить за кого-то, попросить сослуживца помочь родственнику, попавшему в лапы НКВД, даже кристально честному, но подвергнутому аресту.

Правда, одна возможность оставалась — провести следствие в пользу подследственного.