Диалоги. Извините, если кого обидел.

— Нет. Они характерно сдваивают слова. Или ещё как закричат вдруг: «Слава ГКЧП! Слава ГКЧП!» Но от волнения глотают гласные, и выходит «СЛВ ГКЧПТ».

— Перестаньте выражаться неприличными словами. Потому что тут даже спросишь вежливо даму: «Не будучи лично представленным, позвольте полюбопытствовать: “Отдаться не желаете”?» — а она всякую чушь городит.

— Как-то меня совершенно не удивляет — тут часто любят ввернуть какое-нибудь странное слово. И безумцы эти вдруг завопят: «Манты! Манты! Слава мантам!» К чему манты, зачем — сами ведь не знают.

Диалог CMXXV

— Если человек что-то написал, например, с ошибкой, то потом крикнуть: ха-ха-ха, это я вас так развёл, на самом деле, я знаю, как надо — не выигрыш, а (мне кажется) проигрыш. К тому же есть одна вещь, которая мне не даёт успокоится. Я как-то смотрел одну из передач «Школы злословия», где Татьяна Толстая мимоходом, повернувшись, кажется, к Дуне, говорит:

— А вы вот не знаете, а в «Отче наш» фраза «хлеб насущный дай нам днесь» значит на самом деле «Дай нам завтрашний хлеб уже сегодня».

Ну, и вывела из этого какую-то мораль. Я несколько заробел от такого прикладного богословия, но полез в поисковые машины, смотреть, откуда у этой идеи ноги растут. Да только это как «мир» и «мiр» у, опять же, Толстого. Говорить об этом без оговорок — всё равно что о коде да Винчи. И статистика этих очень уверенных утверждений, слышанных разными людьми от Татьяны Толстой не единична. Потом мне кажется что в споре «оговорка vs я всё сказала правильно» Татьяна Толстая не очень убедительна — она там как сердитый Юпитер. Всё это конечно, само по себе не интересно — это интересно мне только в контексте той мысли о точности, которую я думал в связи с быковским «Пастернаком». Сейчас он выходит вторым изданием, где, по словам автора, исправлено около сорока ошибок. То есть, я думаю о технологии высказывания, в котором заранее заложена неточность — вернее, точность не обязательна. Кто на него имеет право, как? Какова позиция писателя, какова — публичного громкоговорителя? Какова — журналиста, а какова — филолога?

— Вы правы, люди слова стали ленивы и нелюбопытны, и себя из числа их я не исключаю. Насчёт неточности: она заложена в любом высказывании, что профессиональном, что нет. Про писателей я не знаю, а филологи, по-моему, должны её сводить на нет, но никто не застрахован. Если Быков говорит, что нашёл у себя около 40 ошибок и исправил их: честь ему и хвала. Не за то, что допустил, а за то, что искал и исправлял.

— Случай с Быковым несколько иной. Я не говорил, что Быков искал и исправлял. Он ведь не сам эти ошибки находит — ему на них указывают. То есть, вы приходите в магазин купить штаны — купили, заплатили уж, надели — а одна штанина короче другой. Натурально, скандал. Штаны забирают, и на ваших глазах выравнивают штанины. Тут бац! — пуговиц на ширинке нет. Вы возмущаться, а вам отвечают, что ничего, сейчас пришьём. Действительно, пришивают. Это, конечно, метод — но довольно специфический. При этом мне нравится Быков. Мне не нравится метод «Сдано с недоделками».

Случай с Татьяной Толстой иной — зачем она так говорит с приглашёнными людьми с одной стороны, и мимоходом бросает довольно сомнительные утверждения Смирновой в интонации «А между тем, милочка, все давно знают…». И я как-то наблюдаю, что она очень агрессивна в случае любого подозрения на собственную ошибку. Даже в случае подозрения. Это мне решительно непонятно.

— Бывают разные темпераменты. Я знал очень крупных ученых, которые, к сожалению, так же реагировали на критику. Книжка — не штаны, в ней ошибки неизбежны, если автор не пережевывает старое, а пытается придумать новое.

— Так в том-то и разница. Есть нормальный академизм, сшибка мнений. Ругань на симпозиуме. Ну, там медики сойдутся — ну орать. Но вот когда медик уже со скальпелем стоит — тут другое дело, тут налицо конечный продукт спора. Вот и с Толстой есть такая проблема — она говорит что-то в миллионную аудиторию. Это уже не вполне заседание кафедры, где мы поправляем ошибки в замкнутом кругу. Я-то тоже понимаю, что ошибки неизбежны, и тоже многократно ошибаюсь — просто я не хочу защищать метод работы, с заложенными в него ошибками, метод, в котором красное словцо искупает путаницу. А это как раз метод современных масс-медиа. Кто успешный журналист? Тот, у кого больше публикаций, тот, кто постоянно говорит, и т. д. Оказывается, что можно экономить на взвешенности суждение и проверке — это мало влияет на успешность.

— Владимир, мы обсуждаем сейчас кого? Медиа-персону «Толстая» (не имел счастья смотреть эти передачи и потому не могу судить о том)? Или же Толстая, которая в начале девяностых что-то сказала на какой-то странной тусовке в Америке, где все, в общем, несли довольно равномерную ахинею, характерную для таких странных тусовок, как мы знаем? Я, правда, телевизора не смотрю, а стараюсь обсуждать публикацию в «Звезде».