Диалоги. Извините, если кого обидел.

— Если бы я не был, то лучше б думал об этих людях. Я же рассказывал, что я всюду хожу, только не иду в маршевых колоннах, а присутствую. Если ты идёшь в колоннах, то ты как бы на чьей-то стороне. Это как журналист, взявший в руки оружие — у меня дед был военным корреспондентом, в некоторых обстоятельствах пулял в немцев из табельного оружия, но мы говорим о некоей объективности. Я хоть много чего не видел, но от тех, кто ходил на «Русский марш» у меня осталось менее ужасное впечатление — с них меньше спрос, а с этих — больше. И спросу этого они не выдерживают ну никак. И более того, все эти завывания о грядущем мировом потопе с интонацией «Только мы защитим». Это примерно так же, как передо мной Мавроди бы говорил о несовершенстве Сбербанка. Ну, я знаю, Сбербанк нехорош, и любить его больше всё едино не буду. Но отчего Мавроди мне должен быть хорош, если нехорош Сбербанк? А ваша ассоциация со Стругацкими понятная — тут культурные коды поколения. Это же всё люди, для которых Стругацкие являются культурным кодом.

Диалог CMXXXVII

— Освоил тут, в ночи, очень странный напиток. Называется он «Арменяк»— там, где обычно на армянском коньяке рисуют гору Арарат в кружочке, наличествует она же, только скривившаяся, с восходящим из-за неё солнцем, а под горой, на надписи «Great Аrarat cоmpany» лежит странный печальный зверь. Ниже написано: «Армянский коньяк», три звезды, туда-сюда. На второй этикетке пишут «Коньяк изготовлен по классической технологии из отборных сортов винограда, собранного в Араратской долине (Армения), по специально разработанной рецептуре заслуженного винодела Роберта Азаряна. Имеет светло-янтарь(!)ный цвет и ровный приятный вкус (Орфография оригинала) Средний возраст коньячных спиртов не менее 3 лет». Полное говно.

— Же сюи маньяк, же буа коньяк. И как оно наутро?

— Жизнь мало изменилась.

— Ну, но ньюз — бест ньюз.

Диалог CMXXXVIII

— Если у нас пространство идеально, изотропно и равномерно — то количество идиотов будет прирастать линейно, по мере наращивания общения. Но можно общаться внутри страты, наращивать общение там — и тогда процент идиотов может быть малым, а то и убывать. Есть ещё одно обстоятельство — существуют разные степени и формы публичности: степень публичности Сисястой Светской Девушки из Телевизора одна, а степень публичности Нобелевского… нет, лучше — Филдсовского лауреата совсем другая. И идиоты, кстати, не одинаковы.

— Йа ничево нипонил этих заумных слов но теперь знайу к кому их периадрисововать!

— Ладно. Все успокоились. Ты знаешь, тема немного интереснее, чем кажется. Сдаётся мне, что хороший роман рождает целый мир — и одно дело описательная задача этого мира в серии книг, а другое — сюжет для одной книги с ударной концовкой. Какое может быть ударное завершение у «Города солнца» или «Утопии» — Мореход-рассказчик напился, Гостинник пересчитал деньги… Всё кончилось. Можно продолжать «Улисса» в многотомной серии — но зачем? Другое дело, когда внутри романа содержится некая схема — один из четырёх сюжетов Борхеса или трёх десятков Польти, etc. Пафос моего суждения в том, что финалы — не персональная проблема, а системная.

— Я недавно размышлял об этом. Суть в том, что читатели в своей массе (в силу юного возраста или интеллектуальной незрелости) очень любят в книгах сучьи погремушки. И очень обижаются на авторов, которые придумали интересные сучьи погремушки, но закончили книгу, так и не раскрыв тему сучьих погремушек с той подробностью, на которую надеялся читатель. Авторы же, как правило, сильно взрослее и умудрённее своих пылких читателей. И в своих книгах им хочется сказать о многом, но конечно не о сучьих погремушках, упомянутых для красного словца. И ради сучьих погремушек они бы ни за что не стали писать свою книгу — им эта тема вообще неинтересна. Этот феномен почувствовал даже я — к своему удивлению, на своей ещё совсем юной и зеленой авторской шкуре. Когда мне приходят письма «Очинь панравилса росказ! Ждьом продолжения!!!» — видеть такое и думаешь: ёб твою мать, вы рассказ-то вообще читали? Продолжение чего здесь может быть? Декораций? Антуража? Или вы действительно ни хуя не увидели, о чем я тут распинался, кроме звона яркой сучьей погремушки? Итого: я лишь хочу сказать, что фраза «плохая концовка у книги» довольно часто (но не всегда) говорит о том, что читатель книги не понял. Подобно тому, как фраза «ну а что было дальше?» свидетельствует о том, что до слушателя не дошел смысл рассказанного анекдота.