Диалоги. Практика латинского языка

Манрикус. Смотри, не выходит ли кто-то от него, кто заметит, как мы здесь шутим и развлекаемся. Постучи в дверь кольцом, даже если она открыта. Ведь так будет вежливее.

Мальчик. Кто там? Заходи внутрь, кто бы ты ни был.

Манрикус. Это мы. Где учитель?

Мальчик. В комнате.

Мендоза. Всяческого тебе благоденствия, учитель!

Магистр. Входите с миром.

Манрикус. Мы воспроизвели пять или шесть раз твой образец на той же самой бумаге. Передаем тебе этот наш труд для исправления.

Магистр. Правильно делаете. Показывайте. Впредь оставляйте большее расстояние между строками, чтобы было место, где я мог бы исправлять ваши ошибки. Эти буквы очень неровные, что в письме отвратительно. Обратите внимание, насколько n больше, чем е и о, чем круг у этого р. Ведь всем телам букв надлежит быть равными.

Мендоза. Скажи, пожалуйста, что ты называешь телами?

Магистр. Середину в буквах, кроме остроконечных верхушечек и ножек, если те имеют их. Острые верхушки имеют b и l, ножки – р и q. Еще также в m [у вас] неравны голени, первое короче, чем среднее, и тащит слишком большой хвост, как и это а. Вы недостаточно нажимаете пером на бумагу, чернила едва заметны и не различишь, каковы буквы. Так как ты пытался эти буквы преобразовать в другие, выскоблив частицы острым кончиком ножичка, то больше обезобразил написанное. Достаточно было бы применить тонкое затирание [воском]. Затем то, что не уместилось из слова в конце строки, [вы должны] перенести в начало следующей, лишь бы были всегда цельными слоги, которые закон латинского письма не допускает отсекать. Из устных преданий известно, что Август Цезарь обыкновенно не разделял слова и не переносил из последней части строк лишние буквы [не уместившиеся в строку] в другую, но там же сразу ставил под строкой и обводил кругом [140].

Манрикус. Мы будем охотно подражать этому, поскольку это пример государя.

Магистр. Правильно делаете, ибо как иначе вы подтвердите благородство своей крови. Но не связывайте все буквы и не все отделяйте [друг от друга]. Есть те, которые требуют связывания между собой как хвостатые, с другими, так, например а, l, u, также вооруженные копьем, как f и t. Есть те, которые, без сомнения, отвергнут (это) – круглые p, o, b. Сколько сможете, пишите, держа голову прямо. Ведь при согнутой и наклоненной голове жидкости стекают вниз по лбу и глазам, откуда рождаются многие болезни и слабость зрения. Берите другой экземпляр, который воспроизведете завтра с Божьей помощью:

Поторопись и решенье свое не откладывай на день:

То, что под силу сейчас, завтра уж будет невмочь [141].

И другое:

Пусть убегают слова, рука их быстрее,

И обгоняет язык в быстрой работе рука [142].

Мендоза. Хочешь, чтобы мы эту подчистку даже не стирали?

Магистр. Подчистку, конечно, также и другое, хорошо написанное.

Мендоза. Тем временем желаем тебе прекрасного здоровья.

XI. Одежда и утренняя прогулка

Беллинус, Мальвенда, Иоанниус, Гомезулус (мальчик-слуга) [143]

Мальвенда.

«Проникает уже к нам ясное утро

В окна, и солнечный свет расширяет узкие щели,

Мы же храпим, да и так, что мог бы совсем испариться

Неукротимый фалерн» [144].

Беллинус. Ты, видно, в самом деле потерял рассудок, иначе не был бы рано утром столь бодрым и не слагал стихи, и притом сатирические, чтобы явно проявить свое бешенство.

Мальвенда. Тогда прими эпиграмматистов, и беззубых и острых:

«Встаньте, уже продает мальчуганам завтраки пекарь,

Слышен уж голос везде утренних птиц с гребешком» [145].

Беллинус. Эти слова о пекаре у меня сон прогонят скорее, чем твои вопли.

Мальвенда. Веселый пустомеля, желаю тебе счастливого дня.

Беллинус. А я тебе счастливой ночи и доброго рассудка, чтобы ты мог как спать, так и искусно говорить.

Мальвенда. Пожалуйста, ответь серьезно, если только ты способен когда-нибудь серьезно говорить, который сейчас час?

Беллинус. Середина ночи или чуть-чуть больше.

Мальвенда. На каких часах?

Беллинус. На моих домашних.

Мальвенда. Где же твои домашние часы? У тебя ведь любой час – всегда час сна, еды, игры и никогда час занятий; ты никогда не будешь иметь часов или смотреть на них.

Беллинус. Все же часы здесь со мной.

Мальвенда. Где? Покажи.

Беллинус. В моих глазах. Видишь, никакой силой их нельзя открыть. Пожалуйста, засни снова или, по крайней мере, замолчи.

Мальвенда. Что за зло эта сонливость или, вернее, летаргия и словно смерть? Как долго, ты думаешь, мы уже спали?

Беллинус. Два часа или, в крайнем случае, три.

Мальвенда. Трижды три.

Беллинус. Как это возможно?

Мальвенда. Гомезул, бегом к солнечным часам францисканцев [146] и посмотри, сколько времени.

Беллинус. Долой солнечные часы, раз солнце еще не взошло!

Мальвенда. Право же, восход! Эй, парень, открой это стеклянное окно, чтобы солнце ослепило его глаза своими лучами. Уже все полно солнца и мало тени.