Диалоги. Практика латинского языка

Беллинус. А вот это означает не причесывать, но скрести или сгребать, думается мне, голова у тебя из обожженной глины.

Мальвенда. А тебя, из масла (butyraceum) сделанного, я не осмелюсь даже коснуться.

Беллинус. Ты, стало быть, хочешь, чтобы мы взаимно бодались?

Мальвенда. Не хочу с тобой соперничать в безумии и не сравню мой добрый ум с твоим помешательством. Вымой же, наконец, руки и лицо, но более всего рот, чтобы говорить чище.

Беллинус. О, если бы столь быстро душу полностью очистить, как руки; принеси таз для мытья рук.

Мальвенда. Потри немного тщательнее суставы рук, к которым прилипла очень плотная грязь.

Беллинус. Ошибаешься. Думаю, это скорее окрашенная и сморщенная кожа. Вылей эту воду, Гомезул, в сточный канал и принеси сюда сетку для волос (reticula) и войлочную круглую шапку с каймой (pileam clavatam), принеси еще наколенники (ocreas).

Гомезулус. Дорожные для путешествия?

Беллинус. Нет, городские.

Гомезулус. Испанский плащ (cucullio) [159] или мантию (palla) [160]?

Беллинус. Выйдем из дома?

Мальвенда. Почему же нет?

Беллинус. Принеси в таком случае дорожный плащ (lacerna) [161].

Мальвенда. Выйдем же наконец, чтобы не упустить время прогулки.

Беллинус. Веди нас, Христос, по путям тебе приятным, во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. О, сколь прекрасна утренняя заря! Поистине, розового цвета и, как называют [ее] поэты, золотая. Как я рад, что поднялся! Выйдем за город.

Мальвенда. Выходим, ведь я целую неделю не выходил за ворота. Но куда пойдем сначала. Куда затем?

Беллинус. К крепости или к стенам картузианского монастыря [162]?

Мальвенда. Или скорее в луга св. Якова?

Беллинус. Туда – наименее вероятно утром, скорее – вечером.

Мальвенда. Итак, к картузианцам через францисканцев и крытую колоннаду (Bisthum) [163]. Отсюда через Брюссельские ворота, потом вернемся через картузианцев к божественной службе. А вот и Иоанн. Будь здоров, Иоанн.

Иоанниус. И вам много доброго. Что за необычная вещь? Встали так рано утром?

Беллинус. Что касается меня, я спал крепчайшим сном, но этот Мальвенда, крича и докучая мне, сорвал меня с постельки.

Иоанниус. Правильно сделал, ведь эта прогулка восстановит у тебя силы и освежит. Пойдем к померию [164]. О, восхитительный и достойный поклонения Творец такой красоты! Это Его творение заслуженно называется mundus, а по-гречески космос [165], словно украшенный и изящный.

Мальвенда. Будем гулять без напряжения, но медленно и спокойно. Пройдем, прошу, в этой прогулке вокруг городской стены два или три раза, чтобы спокойнее и свободнее созерцать столь достойную благородную красоту.

Иоанниус. Обрати внимание: нет никакого ощущения, которое не наполнялось бы каким-то превосходным наслаждением. Прежде всего глаза – какое разнообразие света, какие одежды земли и деревьев! Какие ковры, какие живописные полотна могут сравниться с этим? Это все природное и истинное, то другое – выдуманное и мнимое. Справедливо испанский поэт [166] назвал май живописцем мира.

Далее – уши, которые воспринимают пение птиц и особенно соловья. Слушай его на иве; от него, как говорит Плиний, рождается мелодичный звук совершенной науки музыки [167]. Наблюдай тщательно и заметь разнообразие всех звуков: то соловей не делает остановки, но поет, не переводя надолго дыхания, ровно, без изменения, то понижает голос, поет уже проще и короче, то вибрирует (переливчато) словно завивает (кудрявит) голос. То удлиняет голос [и] тотчас же возвращает [к прежнему], то поет длинные строки, словно героические, то короткие, как сапфические, иногда очень короткие, как адонические [168]. Соловьи даже имеют как бы училища и школы музыки. Упражняются более молодые, и они усваивают звуки, которым подражают. Ученик слушает с большим вниманием (о, если бы наши наставники получали равное внимание!), повторяет, и они [оба – и птица-учитель и ученик] попеременно молчат. Воспринимается как бы критика того, кто обучает, и исправление ученика для улучшения. Но птиц ведет верная природа, нас – извращенная воля.

Добавь к этому аромат, веющий повсюду, или с лугов, или с нив, или от деревьев, также и с самих полей под паром и невозделанных. Вкус – все, что поднесешь к устам, словно первый и нежнейший мед, даже из самого воздуха.

Мальвенда. Думаю, услышав от некоторых [169], что пчелы собирают свой мед в мае из небесной росы.

Иоанниус. Это стало мнением многих. Хочешь, чтобы что-то было сказано об осязании? Что мягче и полезнее, чем ветерок, повсюду дующий, который целебным дуновением проникает в вены и во все тело? Мне приходят теперь на память несколько стихов Вергилия о весне, которые я непременно спою, если вы в состоянии выносить мой голос, не лебединый, но гусиный, хотя предпочитаю его, раз лебедь сладостно поет не иначе как перед своей смертью.

Беллинус. Я же, чтобы ответить за себя, страстно желаю услышать эти стихи, произнесенные любым голосом, лишь бы ты их представил нам.

Мальвенда. С этим и я согласен.

«Быть лишь такими могли недавно возникшего мира

Дни, не могло быть иной, столь устойчивой ясной погоды,