Диалоги. Практика латинского языка

Тиро. Должно быть, в таком случае занятия науками здесь в большой цене.

Спудей. И притом с большим сокращением [времени] обучения.

Тиро. По какой цене они учат?

Спудей. Немедленно забудь этот вопрос, столь низкий и столь неподходящий. В деле столь важном надо ли стараться узнавать об оплате? И сами, кто учат, не условливаются об оплате, и ученикам не подобает об этом думать. Какое вознаграждение может быть равным? Разве ты не слышал никогда аристотелевское высказывание, что богам, родителям и учителям невозможно воздать подобающую им благодарность. Бог создал человека в целом, родители производят тело, учитель формирует душу.

Тиро. Чему учат те учителя и как долго?

Спудей. У каждого имеются свои отдельные аудитории. И учителя – разные. Одни – усердно и с тяжким трудом весь день повторяют с детьми начальные элементы искусства грамматики; другие обучают более глубоким вещам из того же искусства; третьи объясняют риторику, диалектику и прочие науки, которые называются свободными или благородными.

Тиро. Почему этим именем?

Спудей. Потому что подобает, чтобы им обучился каждый благородный [189]. Напротив, вещи неблагородные, связанные с рынком, низкие, добываемые телесным трудом или руками, соответствуют скорее служилым и людям, которые умом не сильны.

А среди тех [школяров] одни – tyrones, другие – batallarii.

Тиро. Что же это за слова?

Спудей. И tyrones и batallаrii – слова, взятые из военной службы: tyro – древнее слово, обозначающее того, кто начинает служить в войске, галльское имя batallarius обозначает того воина, который уже однажды участвовал в сражении (галлы называют сражение batalla) в открытом бою и врукопашную с врагом. Так на литературной палестре в Париже batallarius начинает называться тот, кто публично ведет диспут в каком-либо искусстве. Потом назначаются преподаватели, которых называют от licentia (вольность) – лиценциаты, [хотя] лучше назывались бы назначенные. Наконец, они достигают докторской степени (doctura), когда при большом стечении народа в Академии возлагается шапка [на голову претендента], как если бы он одарялся свободой и становился заслуженным. В этом – высший почет и высшая ступень достоинства.

Тиро. А кто тот с такой большой свитой, перед которым шествуют жезлоносцы с серебряными жезлами?

Спудей. Это ректор академии. Его по обязанности [на церемонии] сопровождают многие.

Тиро. Сколько времени в день учатся мальчики?

Спудей. Несколько часов: один час почти перед рассветом, два – утром и два – пополудни.

Тиро. Так долго?

Спудей. Так требует обычай и древний заведенный порядок академии. Да и ученики то, что узнали в течение двух часов от магистров, обдумывают, снова изучают и как бы пережевывают оставленную им пищу.

Тиро. С такими криками?

Спудей. Они теперь упражняются.

Тиро. А для чего?

Спудей. Для познания.

Тиро. [Скорее] напротив, для криков, ведь, кажется, не о науке размышляют, а о должности глашатая. А этот один прямо неистовствует, да ведь если бы у него был здоровый ум, он так бы не вопил, не жестикулировал и не кривлялся.

Спудей. Это испанцы и галлы [и потому] более пылкие, и поскольку держатся разных мнений, постольку жарче сражаются, словно за семейные святыни, как говорится.

Тиро. Почему? Преподаватели здесь следуют различным философским положениям?

Спудей. Иногда они излагают противоположные взгляды.

Тиро. Каких авторов они объясняют?

Спудей. Не все одних и тех же, но в зависимости от того, насколько каждый наделен знанием, опытом и умом. Образованные [эрудиты] берут для себя писателей с тонким суждением, любых наилучших, и тех, которых вы называете классиками грамматики. Есть те, кто, по незнанию лучшего, опускаются до низших и даже достойных осуждения (capitecensos). Войдем, покажу вам публичную библиотеку этой гимназии. Это библиотека, которая по предписанию великих мужей смотрит на жаркий восток [190].

Тиро. Ба! Сколько книг, сколько добрых авторов, греки, латиняне, ораторы, поэты, историки, философы, теологи. И бюсты авторов.

Спудей. И притом сделаны как живые, насколько это возможно сделать, и это тем более ценно; все книжные полки и пюпитры, дубовые или кипарисовые, со своими цепочками [191]. Сами книги почти все пергаментные, украшенные разными красками.

Тиро. Кто это первый, с деревенским лицом, с поднятым вверх носом?

Спудей. Читай подписи.

Тиро. Сократ [192]; и он говорит: «Почему я, кто ничего не написал, помещен в библиотеке?»

Спудей. Отвечают следующие за ним Платон [193] и Ксенофонт [194]: «Потому что то, что другие написали, ты высказал». Долго было бы следовать за каждым в отдельности.

Тиро. О! Кто те, что сброшены в ту большую кучу?

Спудей. Католикон, Александр, Гугуций, Папиан [195], сочинения по диалектике, физике, софистике. Они те, кого я назвал достойными осуждения.

Тиро. Вернее, слабоумные.

Спудей. Все выброшено. Пусть берет, кто захочет, освободит нас от тяжкого бремени.