В путях господних всё случайно
и мы летим друг друга мимо,
что впереди — завеса тайны,
что позади — непоправимо,
хотя б и тысячу свечей
поставить вздорности своей.
Увы, иллюзии добра,
что мы намерились творить,
нас вынуждают не любить,
а жить, исследуя с утра
уже намерений мотивы,
ломать свои прерогативы
и ставить всё на роковой
поступок женщины земной…
Такой, всегда ума достанет
женить и достоверно знать,
как муж одной супругой занят,
поскольку в паспорте — печать!
А, он, ножом рванув арканы,
и, в судьи вызвав алкоголь,
простит себе чужую боль,
чтобы свои не множить раны…
Сюжет обычен для кафе,
где роскошь новых ожиданий,
и, рядом, аутодафе,
как бегство бракосочетаний…
Не счесть и долгие примеры:
где не дерзнут рубить концы,
и, кто, сегодня ставит веру
на сердца битого рубцы!?
Зачем, не ведая итога,
нам выбирать дано от Бога,
когда, печальным дефиле,
мы исчезаем на земле.
253 Херувим
Подвала мутная стена,
недолгий отдых херувима,
где продолжается война
толпы с толпой неумолимо.
Ну, почему, вдали детей,
мы их не слушаем затей,
как будто верим наперёд,
что их иная участь ждёт.
254 Секреты мастерства
Ах, эти мюнхенские нравы –
портрет вдовицы молодой
искусно бросить на расправы
прелестной женщине другой!
Для панегирика брюнетке,
наш Karl прилежный, без затей,
утяжелил лицо соседки
и покалечил палец ей.
И как, скажите, за сто лет
не обнаружился секрет?!
255 Митенки
Таскали лишнюю бретёры,
три смены требовал салон,
одну имели мушкетёры
и двести пар — Наполеон.
Но, даме, надо в день — десяток!
Одна, чтоб перстень показать,
концы отрезала перчаток
и модным стало отрезать.
Иным сто лет загадкой этот
ушедший женский реквизит.
Последний штрих — она одета!
— Пожалуй, эти, — говорит.
Потом, кондукторша в трамвае,
потом на рынке — балагур,
и, наконец, топор в сарае
для… упрощенья процедур.
256 Сиеста
Ей в мире солнц восторгов мало,
а, здесь, бунтует белым кисть!
Она из оперы сбежала,
чтобы разок, вот так, пройтись…
для всех, свободнее невесты,
и, к чёрту правильный жених,
когда она взорвёт сиесты
цикадой туфелек своих.
257 Поэзия
Замечено от эллинского века,
что, в безднах необузданных страстей,
Поэзия — не свойство человека,
а жажда Бога делать мир добрей.
Как, право, жаль, что прелести стиха
душа ожесточённая глуха.
258 Олимп
Простыней трафаретность,
без эмоций черты,
европейская бледность
далека красоты,
а, уж, если блондинки,
то, легко потерять
на пастельной картинке
беломрамора прядь.
Времена развенчают
позолоту дождей,
пусть любовь засыпает
на Олимпах людей,
где… грудей Эвересты,
и очей полусинь
с вечной прелестью жеста
настоящих богинь.
259 Санавардо
Без наций, лет и географий,
у родников и горных рек,
как у грядущих эпитафий
склоняет душу человек
и покоряется желанью,
вдали автомобильных трасс
припасть к началам мирозданья
и чистоте, что выше нас.
260 Большие чувства
Где грань забавного искусства
и абсолютов на века?
Уронит в холст большие чувства
её «наивная» рука
и, мир, от грохота обманов,
рванётся из своих теснин
на свет банальнейших картин
без аллегорий из туманов,
дождей, призывных обнажений
кубизмов, лэндов, лоскутов…
Я, жизни, всё простить готов
за этот чистый женский Гений.
Он — все стихии красоты
короновал венцом мечты,
которой боговый алмаз
гранится живописью в нас.
261 Синие леса
Искусств и мудрости атланты,
превознося свою гуашь,
мы оставляли ей таланты,
как утешительную блажь,
лишь до поры, пока она,
не из ребра сотворена,
мир, акварелево-иной,
писала лёгкою рукой.
Снегов завьюженные храмы,
озёра, полные дождей,
безлюдье, чистое от драмы
цивилизации людей.
К чему советские начала,
у Скандинавии свобод,
ведь дивой северных широт
её не родина признала
за эти глади ледяные,
за отражений чудеса
и, верно, очи голубые,
что видят синими леса.
262 Земная суть
Не обернусь, мне смысл ясен…
Всё наперёд благословив,
мой ангел, вряд ли, так прекрасен,
но, точно, юн и терпелив.
Здесь голубые неба волны
не рушат замков из песка,
пока трудов надежды полны
и солнца полны облака,
но…
гаснут «перлы» сочиненья,
где не сложна земная суть:
— Ребёнок просит разрешенья
в чудесный домик заглянуть.
263 Чистая нить
Какое редкое свеченье,
среди привычных взору дней,
полупрозрачны отраженья
и совершенно нет теней,
как будто, солнц для у мира много,
как будто, в каждом, кисть взяла
и бесконечного тепла
и щедрость тайную от бога…
и… чистой нитью чистых вод
нам холст диковинный плетёт…
264 Бережное
Какая бережная точность
из недоверья и надежд…
Небрежность выбора одежд
и знаний первая порочность,
что у Неё — миров начало
и скорбь, не данная богам,
что не единственен Адам,
а счастья… так на свете мало,
и, чем его ни заслужи,
не избежишь банальной лжи,
как торопить его устала…
Признаем, некогда — отцы,
что перед женщиной земною,
хотя б, единственной, одною,
мы все — немного… подлецы.
265 Портрет
Вот, так, сойдётся белый свет
у совершенного портрета
и гибнет рифмовый поэт
от кисти, подлинно, Поэта,
где галереи из «Джоконд»
смиренно полнят горизонт.
Что есть Любовь без искушенья
восторгом самых тихих слов,
своих галактик сотворенья
и вер своих колоколов,