Диалоги у картин

224 Комод

Мне странно качество комода,

где блузка с лентой голубою

её тепла,

и, никакое, время года,

и, с недопитою водою,

рубеж стекла,

и с самовязанным беретом

соседство розы,

ещё живой,

и ничего — от полусвета,

и грубость прозы

перед… женой.

225 Цветы

Так, кисть, едва коснувшись краски

из волн и облачных небес,

нам пишет простенькую сказку

про одиночество принцесс,

где будут счастливы едва ли,

как вековые образа,

великолепные в печали,

чуть утомлённые глаза,

как свойство милое досуга

девиц и женщины любой

при ожидании супруга

или любимого домой.

Они ещё прекрасней в страсти,

но, у такой, особый счёт.

Что делать, если повод к счастью,

гораздо реже настаёт

и, разрешением дилеммы

приобретений и мечты,

людьми придуманы эдемы

с короткой надписью «Цветы».

226 Дерзкое

Сотворена одна планета,

но с вечной жаждою людей

превосходить чертоги света

и, краской пьяною кистей

грозить Всевышнему в окно:

— Нам восхитить тебя дано!!!

И, пусть, скрывая неба суть,

ты всем назначил Млечный путь

времён и радуг постиженья,

но не уйдёшь от поражения,

как нам дороги не свернуть!

227 «Солнечный интерьер»

Принадлежим иному кругу

но, вхож в миры простолюдин,

где удивляются друг другу

эпохи в пропасти картин,

и мирных окон ровный свет

торопит свой оставить след.

228 Дно небесное

С ней дьявол там летает, что ли!

Но, дивно неба полотно!

Там человек наполнен волей

и не желает пасть на дно,

где мы, от мира до войны,

всегда ползти обречены.

229 Горизонтальное

Финал вечернего спектакля,

я, при свече, принять готов:

— Всё совершенство мира в каплях

их изумительных бортов,

их вечной страсти по скольженью,

без плеска сети и следа,

туда, где ласкова к движенью

горизонтальная вода.

230 Ночь

Эта странность открытий

у гравюры ночной,

где плетение нитей

из луны голубой

в невесомость сукна,

за которым светло,

и, в проёме окна,

золотое стекло…

Ни соседних дворов,

ни ковчег, ни корвет,

непогашенный свет

для далёких миров

и туманных морей,

где сирены поют,

где, иначе, людей

понимают и ждут.

231 Возраст ангела

Мне утра луч благонамерен,

где пряди света хороши

и возраст ангела измерен

лишь детской щедростью души,

но… жизнь закружится, едва

я эти допишу слова…

Зачем нам детские портреты,

где, через вихрь усталых лет,

не наступившие рассветы

и надоевший амулет…

Прости, надежды догорают,

я не бежал очередей

переоценивать людей,

что судьбы наши выбирают

и, школы, не дадут ума

без жажды обретенья знаний

за первой бритвой заклинаний:

— Сама, голубушка, сама!

232 «Тёплый вечер»

Брегов тенистое убранство

послушно отдыху кистей,

как будто время и пространство

смирились в заводи моей,

и, очарован нежным летом,

вдали и мира, и войны,

в мои истерзанные сны

молю у русского Поэта

благословенной тишины,

где изумрудом полотно,

лишь век, как нам сотворено.

233 Профиль ночи

Здесь профиль ночи неземной

и алый вензель обнаженья…

Игра, тревога и покой

пред волшебством миротворенья

у грани тонкого чулка

и сини, брошенной в века

на купола и облака

кипенья или же смиренья…

В её неистовой прохладе

стремится жаждущим очам

дамасский блеск сапфирной глади

волос, разлитых по плечам,

и жест, согласною рукою,

как венской тонкости кресты,

вершит владение рекою,

в которой, верно, гибнешь ты.

В ней всё стремится восхищенья,

грозит любовью, как войной,

за тёмный пурпур заточенья

на бреге нежности людской!

Из нас дерзал ли кто-нибудь

её коснуться и уснуть…

234 Сети времени

А он не щедр на мастихины

и, вряд ли, дюжина кистей

касались брошенной картины

из бледных осени теней…

Цветы, в которых нет награды

преодолению дорог,

пока не преподносит рок

незавершенность без досады,

и, возвращаемся смотреть,

как время расплетает сеть,

и… никуда спешить не надо.

235 У зеркала

Как эта комната пуста,

где, в диалоге отражений,

её парижский чистый гений

увидел тему для холста

исповедальней, обнажённой

перед бесстрастностью стены,

в которой болью обретённой

не искупается вины

за отклик понятого тела

на зовы первые, несмелых

под чернью схимовых одежд,

непозволительных надежд,

которых бросить не сумела.

Как жаль, что каждой красоты

не домогаются холсты

и мы уходим в неуют,

где инсталляции жуют

на футуризмы и хиты

обыкновенные мечты.

236 Викторианское

Как жаль, наш век терять готов

манеры, кресла и пространства,

где комнат скромное убранство,

и незатейливость цветов,

и занавески, вполовину

одноэтажного стекла,

и предназначенность кувшина,

который женщина взяла

для церемонии полива,

с вниманьем трепетным воде,

что возвращается земле,

изящно или бережливо…

Её златой головке грустно,

ещё не найдены слова,

про стан, склонённый без искусства,

и юбок тонких кружева,

что белой тронуты рукою…

В ней всё — смиренно негу льёт,

она венца, пожалуй, ждёт,

но… век такого не достоин

и бросит в темноту стихий

полотна наших ностальгий.

237 Ромашки

Под тучи серою громадой

их прелесть стоит ли гроша?

Они дождю, как будто, рады,

но солнцу просится душа!

Мой Бог, меня благослови

на эту панику любви.

238 Портрет Джилл

Все кисти академий мира,

увы, засохшая лоза,

когда Она поправит лиры

и, в тени, погрузит глаза.