Утром Брианна проснулась с затекшим и ноющим телом, но с одной ясной мыслью в голове: «Окей. Я знаю, кто я». Она не совсем четко представляла, где находится, но это не имело значения. Некоторое время она лежала, чувствуя удивительное умиротворение, несмотря на желание встать и пописать.
Как давно, задавалась она вопросом, она не просыпалась в одиночестве и умиротворении в компании только с собственными мыслями? На самом деле, ни разу с того момента, как она прошла сквозь камни в поисках своей семьи. И нашла ее.
- В большинстве случаев, - пробормотала она и осторожно потянулась. Постанывая, она встала, сходила в кусты и переоделась в свою одежду, после чего вернулась к почерневшему кругу костра.
Она расплела растрепанную косу и стала пальцами расчесывать волосы. Ни Иэна, ни его собаки поблизости не было, но ее это не волновало. Лес вокруг был заполнен птичьим гомоном, но не тревожными криками, а обычным повседневным шумом, радостное щебетание, которое не изменилось с ее пробуждением. Птицы наблюдали за ней несколько часов и теперь не обращали внимания.
Она никогда легко не просыпалась, но сам факт, что она проснулась не из-за настойчивой необходимости, делали пробуждение необычайно сладким, несмотря на горьковатый запах пепла от прогоревшего костра.
В качестве утреннего туалета она протерла лицо горстью влажных от росы тополиных листьев, потом присела возле кострища и принялась разжигать огонь. У них не было ничего для утреннего кофе, но Иэн мог уйти охотиться. При удаче он добудет что-нибудь приготовить; они съели все, что было в заплечном мешке, за исключением горбушки хлеба.
- Черт побери, - пробормотала она, стуча огнивом о кремень уже больше дюжины раз; брызги искр вспыхивали при ударе и тут же гасли. Если бы Иэн сказал, что им придется ночевать в лесу, она взяла бы свое огниво или спички. Хотя подумав, решила, что спички – это небезопасно. Они могли воспламениться в ее кармане.
- Как греки делали это? – громко спросила она, скалясь на лоскуток почерневшей тряпочки, на которою она пыталась поймать искру. – Определенно, они что-то имели для этого.
- Что имели греки?
Иэн и Ролло вернулись, каждый со своей добычей, соответственно, полдюжиной клубней ямса и серо-голубой птицей. Может быть, маленькой цаплей? Ролло отказался показать ей птицу и потащил добычу под куст, волоча по земле ее длинные ноги.
- Что имели греки? – повторил вопрос Иэн, выворачивая из набитого кармана каштаны с красно-коричневой скорлупой, проблескивающей из-под остатков колючей оболочки.
- Имели вещество, называемое фосфором. Ты слышал о нем?
Иэн отрицательно покачал головой.
- Нет. Что это?
- Вещество, - ответила она, не находя лучшего слова. – Лорд Джон отправил мне немного, чтобы я сделала спички.
- Спички? – Иэн вопросительно поглядел на нее.
- О, палочки для разжигания огня, которые я сделала. Фосфор воспламеняется сам. Я покажу тебе, когда вернемся домой, - она зевнула и махнула на маленькую кучку щепочек в центре черного круга.
Иэн издал негромкий шотландский звук согласия и взял кремень и огниво.
- Я разожгу. Займись каштанами, хорошо?
- Хорошо. Вот одень свою рубашку, - ее одежда высохла, и хотя Брианна чувствовала легкое сожаление об утрате уютной кожаной рубахи кузена, ее собственная охотничья рубашка с бахромой ощущалась теплой и мягкой на коже. День был ясным, но с утра довольно прохладным. Иэн снял одеяло, разжигая огонь, и кожа на его голых плечах покрылась пупырышками.
Он покачал головой, показывая, что оденет ее чуть позже. А пока он с усердием стучал кремнем об огниво, высунув кончик языка, и убрал его, когда что-то произнес шепотом.
- Что ты сказал? – спросила она, держа полуочищенный каштан.
- О, ничего … - он стукнул еще раз, и искра не погасла, сияя, как крошечная звезда, на черном фоне. Он торопливо прикоснулся к ней пучком из нескольких сухих травинок, потом еще одним, и когда маленькие усики дыма начали подниматься вверх, добавил кусочек коры, потом еще травы, еще горсть коры и, наконец, осторожно положил сверху перекрещенные сосновые ветки.
- Просто наговор, - закончил он и с усмешкой взглянул на нее сквозь пламя, заплясавшее перед ним.
Она коротко похлопала ему, потом продолжила надрезать кожуру каштанов, чтобы они не лопнули в огне.
- Я такого не знаю, расскажи мне.
- О, - он не краснел легко, но кожа на его шее немного потемнела. – Это не по-гэльски. На кахиен-кехака.
Ее брови приподнялись в удивлении от того, как легко звучали слова наговора в его исполнении.
- Ты думаешь на могавке? - с любопытством спросила она.
Он кинул на нее изумленный, почти испуганный, как она подумала, взгляд.
- Нет, - резко ответил он и встал. – Я пойду за дровами.
- У нас есть, - сказал она, не спуская с него глаз. Она протянула руку назад, не глядя схватила сосновую ветку и бросила ее в костер. Сухие иголки вспыхнули и исчезли, но кусочки коры поймали огонь и стали разгораться.
- Что? – спросила она. - Дело в том, что я спросила, думаешь ли ты по-могавски?
Он сжал губы, не желая отвечать.